Карен Рэнни: Гленлионская невеста

– Ее здесь нет? Что вы хотите этим сказать? – спросил Лахлан. – И где она может быть?

Человек, открывший ему дверь, был молод и одет в ливрею, что явно придавало ему важности в собственных глазах. Вероятно, поэтому он смотрел на Лахлана свысока. Или, возможно, это было как-то связано с тем, что от Лахлана снова попахивало ячменем. Взрыв был очень сильный, но результат оказался все таким же неутешительным. И вместо того чтобы терять время на купание в озере, Лахлан сел на свежую лошадь и пустился в путь – к Дженет.

За свою жизнь он проехал верхом много миль, он часто ездил в Англию, совершал приграничные набеги и приезжал три раза ночью к Дженет, но это путешествие оказалось самым трудным из всех. Это никак не было связано с тем, что Лахлан устал, что был вымотан до последней крайности. Важно, что он чувствовал себя полным идиотом. В ту минуту, когда Дженет сказала ему, кто она такая, ему следовало схватить ее в объятия и бежать с ней через границу. Но он этого не сделал, и эта глупость обойдется ему недешево – придется объясняться. Он уже придумал, что скажет ей, решил, что сейчас будет вынужден немного поступиться своей гордостью. Он не думал, что она облегчит ему задачу; скорее всего она не поймет, что его сбило с толку ее признание и внезапная мысль о том, что он уже не сможет спасти свой клан. Лахлан представлял себе всевозможные способы, какими сумеет заставить ее простить его, но никак не думал, что ее не окажется дома.

Слуга попятился, собравшись захлопнуть дверь прямо перед его носом. Лахлан в этом не сомневался. Он схватил слугу за воротник, приподняв немного над землей. Но Лахлану понравилось не его побледневшее лицо, а то, что в глазах, только что полных презрения, мелькнул настоящий ужас.

Лахлан широко усмехнулся, показав все свои ярко-белые зубы:

– Теперь память твоя несколько освежилась, да, парень? Может, теперь ты скажешь, куда она уехала?

Лакей что-то залопотал, зато за спиной у него ответил с готовностью женский голос:

– Она уехала – и это все, что вам нужно знать.

Лахлан обернулся. В дверях стояла женщина в синем платье, волосы ее, заплетенные в косы, были уложены как корона. Ни одна прядь не выбивалась из прически. Руки были сложены на груди, она смотрела на него без всякого выражения. Он опустил лакея на землю. Она жестом велела слуге уйти.

Лахлан за свою жизнь повидал много красивых женщин. Эта была привлекательна, решил он, но прежде всего ему пришло в голову, что она слишком владеет собой. Никаких движений души нельзя было прочесть в ее мягких голубых глазах. Когда она улыбнулась, между пухлыми губами возникла всего лишь узкая щель – не более. Он подумал, что она, возможно, не любит свою красоту, что она видит проклятие там, где другие женщины видели бы дар Божий.

– Она уехала, – повторила женщина. – Разве этого не достаточно?

Голос у нее был пронзительный и звучал так, словно она говорила в нос. Голос действовал на Лахлана раздражающе.

– Где она?

Она снова улыбнулась. Он не сомневался, кто она, не сомневался, что ему страшно повезло, когда он избежал этого союза. Харриет. Ей это имя очень подходило.

– Куда она уехала? Полагаю, вам это хорошо известно.

– Она бежала. С моим братом. Его вскоре лишат наследства. Если вы их найдете, можете передать ему это. И еще скажите ему, что я послала сообщить отцу о его поступке. Возможно, эта особа передумает и не станет выходить замуж за нищего.

Его смех, казалось, удивил ее, но его прощальные слова удивили еще больше:

– Это слишком поздно. Она уже вышла замуж за меня.

Покидая дом, где она прожила семь лет, Дженет понимала, что совершает ошибку.

То, что она сделала прошлой ночью, не казалось ей дурным, как бы ни посмотрели на это люди. Из-за этого она не ощущала себя окончательно погибшей. И не могла пренебречь своими чувствами к Лахлану, выйдя замуж за другого, хотя в этом случае ее будущее было бы обеспечено.

На самом деле будущее ее представлялось туманным. Она никогда не сможет снова поступить на службу к Харриет, она не обладает никакими талантами. Регулярного образования Дженет не получила; лучше всего она знала то, что постигла, сидя на коленях у отца. Наверное, она могла бы стать продавщицей в лавке или служанкой в трактире. Но где она будет жить, пока не получит первое жалованье, и на что? Нет, будущее туманно. Будущее мрачно.

– Понимаете, я не могу так поступить. – Она посмотрела на сидевшего напротив нее Джереми. Он отвернулся от окна кареты, в которое рассматривал окрестности, и посмотрел прямо на нее. – Я разрушу вашу жизнь, потому что буду тосковать о другом.