Карен Хокинс - Навеки твой

– Спасибо, мама.

– Я провожу Грегора до его комнаты и вернусь к тебе. Вот тогда мы всласть поболтаем.

– Не сейчас, мама. Я слишком устала. Хочу поспать до обеда.

– Может, принести тебе чаю? Или лавандовой воды для…

– Нет, спасибо. Я просто хочу спать.

Венеция присела перед Грегором в небрежном реверансе, а Грегор отвесил ей глубокий поклон и подмигнул.

Щеки у Венеции порозовели, и она скрылась в спальне с молниеносной быстротой, а Виола молча повернулась и пошла по коридору.

Грегор с минуту смотрел на плотно закрытую дверь, потом догнал Виолу и обратился к ней со словами:

– Миссис Оугилви, я намерен жениться на вашей дочери.

– Это было бы прекрасно, – ответила она, хоть и не могла прогнать от себя мысль о грустной улыбке Венеции; она похлопала Грегора по руке и добавила: – Желаю вам удачи.

Он стиснул зубы. Виоле подумалось, что Грегор, может, не менее настойчив и упрям, чем Венеция, и это вселило в нее надежду.

– Идемте, вы, наверное, очень устали. Позвольте мне проводить вас в Розовую комнату. Она совершенно изолирована, поскольку находится в самой официальной части дома. Вдова мало кого удостаивает чести занять ее. Так что примите это как знак особого расположения.

Грегор предложил Виоле руку и улыбнулся так, что сердце у нее затрепетало.

– Ведите меня, мадам. Уверяю вас, я готов к худшему.

Венеция велела приготовить ванну, вымылась и расчесала волосы, просушив их у камина. Потом надела ночную рубашку, платье повесила на спинку стула и послала с горничной записку бабушке, в которой сообщила, что у нее разболелась голова и она не выйдет к обеду. Эта дерзость вызвала достаточно резко сформулированный упрек в неуважении, а также визит матери, которая принесла ей лауданум, чашку настоя на травах, салфетку, пропитанную так называемым египетским молоком, чтобы положить на лоб, и нагретый кирпич в качестве грелки для постели.

Скоро стало ясно, ради чего явилась к ней мама: каждый ее вопрос имел отношение к матримониальному предложению Грегора. Венеция отказалась обсуждать эту тему и перевела разговор в иное русло, заговорив о своих приключениях, о том, как Рейвенскрофт обманом выманил ее из Лондона, и о том, как оказались в гостинице все остальные. Она почти полностью исключила из своего рассказа упоминания о Грегоре.

Когда позвонил гонг к обеду, матушка забрала с собой пустую чайную чашку, поцеловала дочь в лоб, помогла ей улечься поудобнее в постель, подоткнула одеяло, пристроила в ногах нагретый кирпич и удалилась.

Удивленная необычным для ее матери тактом, Венеция свернулась под одеялом в надежде быстро уснуть.

Но сон не шел к ней. Проворочавшись в постели добрых полчаса, Венеция встала и устроилась у камина.

Было так соблазнительно думать о том, что замужество не только спасет ее репутацию, но и принесет им с Грегором желанную близость. Быть может, между ними возникнет любовь.

А что, если нет? Что, если в один далеко не прекрасный день Грегор оглянется на прожитое в браке время и решит, что надежды его не оправдались? Что, если такое произойдет с ней самой?

Дверь распахнулась.

Венеция резко обернулась, почти ожидая увидеть знакомые зеленые глаза, но увидела бабушку, одетую в вечернее платье цвета лаванды, отделанное черными лентами. На голове у нее был огромный рыжий парик, который делал ее до смешного маленькой. Драгоценные камни мерцали на шпильках, брошах, ожерельях и браслетах.

Старая женщина, прихрамывая, вошла в комнату. За ней следовал дворецкий. Она указала тростью на маленький столик у камина:

– Поставьте поднос сюда, Раффли.

– Слушаюсь, мадам. – Дворецкий сделал то, что ему было велено. – Еще что-нибудь, мадам?

– Нет. Это все.

Она махнула рукой, разрешая ему уйти.

Венеция взглянула на поднос. На нем стояли чайник с чаем, две чашки, маленькое блюдо с пирожными и лежали две накрахмаленные салфетки.

– Бабушка, это просто чудесно с вашей стороны, но я не голодна.

– Это не для тебя, а для меня. – Бабушка, прихрамывая, подошла к подносу и взяла пирожное. Откусила кусочек и сказала: – Не могла есть за обедом. Эта ваша мисс Флат не перестает болтать, как пьяный матрос.

Венеция не удержалась от улыбки.

– Понимаю. – Она подошла к столику с подносом и уселась наискосок от него. – Садитесь, прошу вас. Я разолью чай.

– Не могу сесть, бедро разболелось. Но я выпью чаю. Побольше сливок, пожалуйста. – Она приняла протянутую ей чашку. Светлые глаза остановились на лице Венеции. – Ну, мисс Уэст? Что вы можете сказать в свое оправдание?