Патриция Хэган - Отважное сердце

1864 год

Река бурлила. Над ней мрачной пеленой нависал густой серый туман, сгустки которого образовывали причудливые силуэты чудовищ, корчащихся под бешеными ударами студеного январского ветра. С каждым мгновением становилось все темнее, будто громадная злая рука стремительно накрыла черным плащом равнины Техаса.

Майлз Маршалл стоял на берегу и, нахмурив брови, с тревогой наблюдал за лошадьми, которые, выбиваясь из сил, тащили фургон через бурный поток.

Колонна переселенцев, состоящая из двадцати семи фургонов, начала переправу с первыми лучами солнца, а сейчас уже почти наступил вечер. Их опасения оправдались – неистовые порывы ветра превратили реку в бурлящую и пенящуюся стремнину, сделав и без того нелегкую переправу еще более опасной. Часом раньше один из фургонов перевернулся и тут же был унесен течением. Сейджему Холланду, его жене Эрите и детям каким-то чудом удалось спастись. Фургон же вместе с четырьмя запряженными в него лошадьми в мгновение ока исчез в бурлящем потоке. Все произошло так быстро, что никто не успел даже сделать попытки освободить бедных животных.

До горизонта затянутое тучами небо не оставляло надежды на улучшение – скорее всего еще до рассвета разразится ужасная гроза. Нужно было непременно закончить переправу до захода солнца, но три фургона все еще ждали своей очереди: Майлза и Элизы Тэтчер и сестры Майлза, Джули.

Майлз повернулся и посмотрел на сидящую в фургоне жену. Лицо ее было бледно, но, заметив обращенный на нее взгляд мужа, Тереза ободряюще улыбнулась. Они поженились в конце августа, сразу же после того, как караван покинул Саванну. С тех пор Майлз не переставал восхищаться этой с виду хрупкой, но безмерно отважной женщиной.

Майлз Маршалл чувствовал себя счастливым. Какие бы лишения и невзгоды ни встречались на их пути, он еще ни разу не слышал от Терезы ни единой жалобы. Майлз изумлялся выдержке и терпению своей жены. А ведь она была беременна! Тереза подсчитала, что малыш должен родиться уже после того, как они доберутся до цели своего путешествия, Аризоны. Так что самые тяжелые времена у нее еще впереди – едва ли можно было рассчитывать, что они попадут в Аризону раньше апреля, да и то лишь в том случае, если судьба будет к ним благосклоннее, чем была до сих пор.

За время путешествия Майлз не раз замечал, как печальны другие женатые мужчины: гримаса отчаяния словно намертво приклеилась к их утомленным обветренным лицам – их ворчливые, вечно ноющие жены не давали им ни минуты покоя. Тереза же была совсем другой. Да, он был счастлив.

– Майлз, может, нам стоит переждать до утра? – с надеждой предложила Тереза. – Может быть, к рассвету ветер утихнет?

Майлз покачал головой и кивнул в сторону грозовых туч:

– Нам еще повезет, золотко мое, если из них не хлынет прямо сейчас. Тогда мы будем отрезаны. Нет, боюсь, ждать нам нельзя.

Он перевел взгляд на фургон Элизы Тэтчер. Благодаря своим широким колесам он не так легко увязал в грязи, а его со всех сторон изогнутое кверху днище не позволяло поклаже вывалиться наружу. В отличие от других переселенцев Элиза до отказа загрузила свой фургон тем, что она называла «бесценными фамильными реликвиями». При воспоминании об этом Майлз фыркнул. В их положении единственными ценными вещами были пища и вода. И он оказался бы последним придурком, если бы потащил с собой все эти стульчики, шкафчики, побрякушки да хрусталь. Тереза и Джули побывали в фургоне Элизы и рассказали Майлзу обо всем, что там видели.

Майлз заметил кучера Элизы, старого негра Мику, который бродил кругами, сосредоточенно загребая песок ногами, обутыми в стоптанные деревянные башмаки. Его седая голова мелко тряслась, руки спрятаны в карманы видавших виды штанов. Все знали, что Элиза к нему постоянно придиралась, обвиняла во всех смертных грехах и кричала, что ей бы надо было оставить старого лентяя подыхать от голода в Джорджии вместе с остальными отпущенными на волю рабами и он должен ноги ей целовать за то, что она взяла его с собой.

Элиза, заметив взгляд Майлза, очаровательно улыбнулась и помахала ему. В ответ он также устало поднял руку в приветственном жесте. Несмотря на свой скверный нрав, Элиза была весьма миловидна – роскошные золотые локоны, приятное лицо. Длинные ресницы серо-голубых глаз дразняще опускались, как только поблизости оказывался какой-нибудь мужчина.