Тереза Скотт: Обрученная с мечтой

Стромфьорд (первое поселение европейцев на месте современного Ньюфаундленда, год 1000 от Рождества Христова)

Двое индейцев бесшумно скользили между высоких деревьев, теснившихся в лесной чаще. Только однажды девушка, споткнувшись, что-то пробормотала себе под нос. Юноша немедленно знаками приказал ей замолчать.

Они шли по следам оленя, продираясь через спутанные ветви кустов. Несколько минут спустя юноша раздвинул листву и увидел невысокий, поросший травой холмик.

– Туда, – прошептал он, взмахнув луком. Девушка кивнула и, когда они добрались до места, почти рухнула на мягкую землю, вытянула ногу и принялась массировать сведенные мышцы, не обращая внимание на то, что смазывает охру, покрывавшую тело.

– Как хорошо немного отдохнуть, – заметила она неразговорчивому молодому человеку, усевшемуся рядом. Тот ничего не ответил. Но девушка, ничуть не смутившись, снова спросила:

– Мы ведь заблудились, брат мой, не так ли?

В голосе ее не было никакого упрека, одно лишь сочувствие. Брат все-таки был совсем еще мальчиком, и ему трудно признать свою ошибку. И, по правде говоря, ей тоже.

Юноша по-прежнему молчал, оглядывая тихую поляну, и наконец грустно ответил:

– Да, Уинсом. Мы заблудились. Попали в туман, он и. сбил меня с толку. Я думал, что хорошо знаю дорогу.

И, вздохнув, добавил:

– Дедушка, кажется, так ясно все объяснил, показал!

Плечи молодого индейца безнадежно опустились, он казался совсем поникшим, но вскоре, встряхнувшись и придя в себя, сел прямее, с видом настоящего мужчины, которому любая трудность, любая невзгода нипочем.

– Пойдем, – позвала сестра. – Не стоит упрекать себя, ты не виноват. Я тоже хотела навестить родственников, но прошло слишком много времени с тех пор, как кто-то из нашего племени забирался так далеко на север.

Девушка умными карими глазами наблюдала за братом. Солнце высвечивало почти красные блики в длинных темных волосах, придавая им цвет каштана.

– Туман и меня запутал, брат мой, – улыбнулась она, – мы мудро поступили, оставив каноэ на берегу и решив идти пешком.

Брат по-прежнему молчал, и она, не дожидаясь ответа, продолжала:

– Зовущий Птиц, нам потребуется время, чтобы отыскать дорогу. Даже если мы доберемся туда, где дедушка в последний раз видел поселок двоюродного деда, племя могло перекочевать в другое место. Они должны отыскивать новые охотничьи угодья для мужчин.

Неожиданно юноша встрепенулся:

– Тише!

Оба напряженно прислушались к окружающему их молчанию.

– Что это было?

Озноб прошел по стройному телу Уинсом, и она поспешно выпрямилась, обводя взглядом поляну. Тишина внезапно взорвалась дикими воплями, сотрясшими землю. Индейцы взметнулись, словно вспугнутые олени, но было уже поздно.

Десятка два странных созданий с дикими глазами, напоминавшие огромных, обросших светлым мехом медведей, высыпали на поляну. Неприятный запах ударил в ноздри Уинсом, и она, прихрамывая, побежала в чащу.

– Хо! Поглядите на эту! – заорал медведь, пускаясь в погоню. – Думает, что сможет удрать! Свен! Смотри в оба!

Другой гигант, с чем-то вроде соломы над губами и на подбородке, засмеялся, когда медведь бросился на Уинсом и опрокинул на землю, словно затравленного оленя. Девушка едва не потеряла сознание под тяжестью вдавившего ее в грязь тела.

– Пусти! Пусти меня! – бешено вскрикнула она, стараясь столкнуть неподъемную ношу.

Медведь медленно встал, все еще громко хохоча:

– Ну, Свен! Видел когда-нибудь такую?

Он схватил Уинсом за руку, рывком поднял, и та пошатнулась, стараясь сохранить равновесие.

Два медведя подтащили к ней Зовущего Птиц. Кровь сочилась из многочисленных царапин, усеявших раскрашенное охрой тело: злобные звери, по-видимому, не желая отпускать его, вцепились в руки.

Уинсом едва не затошнило от вони, исходившей от этих чудовищ. Голова кружилась так, что она едва смогла удержаться на ногах, пока медведи тащили, толкали и волокли ее неизвестно куда. Пытаясь сопротивляться, она лягнула одного из захватчиков здоровой ногой. Тот взвыл, выпустил ее, и медведи позволили Уинсом идти одной. Дикарь, которого называли Свеном, усмехнулся в бороду цвета высохшей травы.

Только теперь девушка поняла, что это не медведи, а люди, правда, очень странного вида, но все же люди. Гораздо выше ростом любого индейца, они были одеты в шкуры и меха, делавшие их еще шире и толще. На головах красовались какие-то диковинные горшки, и от этого они казались настоящими чудищами. И говорили эти создания на каком-то непонятном наречии, издавая почти звериные гортанные звуки, никогда ранее не слышанные девушкой.