Сюзан Таннер: Пожар над Техасом

– Это Форду не помогло бы. Армия просто пошлет кого-нибудь другого.

Йейтс фыркнул:

– Форду девятнадцать – он достаточно взрослый. Это только женщины могут о нем тревожиться. Он выпутается, а вот этому Слейду нечего было так оскорблять тебя.

Она устало посмотрела на него.

– Он не сказал ничего, что я уже не слышала бы. Я охотно жила с команчами, и Шей – полукровка. Я просто начинаю понимать, что никем другим она и не будет, по крайней мере, здесь. – Она решительно сжала губы. – Я не допущу, чтобы Шей так жила.

Она встала и подняла полное молока ведро с шапкой белой пены.

– Не беспокойся обо мне, Бен. Я прекрасно могу позаботиться о себе и о Шей.

– Ты – красивая девушка, Кэт. Тебе надо стать женой хорошего человека и родить детей, которых никто не сторонился бы.

– И ты думаешь, это теперь реально, Бен? У здешних людей – по всему Техасу – есть немало причин ненавидеть индейцев. А по Шей с первого взгляда видно, что она наполовину индианка.

Йейтс проводил ее до дверей сарая, а оттуда взглядом через весь двор. Лицо его помрачнело. В детстве Кэтрин была радостной девчушкой, всегда улыбалась и была всем довольна. В последнее время улыбка на ее лице появлялась крайне редко.

Кэтрин собрала свежие яйца, потом накормила толкающихся и хрюкающих поросят, провозившись до глубоких сумерек. К тому времени, когда она вернулась в дом, Ди, которой все время мешала Шей, кончила, наконец, готовить ужин. Йейтс ел вместе с хозяевами, как у них было заведено уже несколько лет.

Все эти часы после неприятного посещения Слейда Кэтрин непрерывно думала о своем решении, которое казалось ей единственно возможным.

Ди, не меньше ее тревожившаяся о Форде, тоже приняла решение относительно того, как действовать.

– Кэтрин, – сказала она, помогая Шей отправлять ложку в рот, – я считаю, что в этом деле нам следует попросить помощи Дойла.

– Нет.

Ответ прозвучал так тихо и спокойно, что Ди показалось, что она ослышалась. Она отвела взгляд от пытавшейся самостоятельно есть Шей.

Кэтрин спокойно посмотрела ей в глаза.

– Нет, тетя Ди, так не годится. Я уважаю мистера Шанли, но это дело семейное.

– Ну, – не без суровости отозвалась Ди, – ты должна была бы заметить, что Дойлу хочется сделать эту семью своей.

Кэтрин вздохнула. Ей не хотелось ничем обижать тетку: Ди отдала двоим детям свою юность вместе с большей частью своего сердца.

– Ему хотелось бы сделать тебя частью своей семьи, тетя Ди. У нас с Фордом своя жизнь. И она Дойла Шанли не касается.

– Кэт! – Во взгляде Йейтса читалась укоризна.

– Ничего, Бен. Я уверена, что Кэтрин не хотела сказать ничего плохого. – Она внимательно посмотрела на племянницу. – Надо полагать, ты уже решила, что именно надо будет сделать?

– Да.

Кэтрин демонстративно взялась за еду. Только когда Йейтс ушел к себе в комнату при сарае, а Кэтрин начала укладывать Шей спать, Ди снова заговорила на ту же тему.

– Я не считаю наш разговор законченным, Кэтрин.

К счастью, Ди не ждала ответа. Но пока она убирала со стола при теплом свете керосиновой лампы, между ее бровями лежали чуть заметные морщинки.

Наверху Шей заснула не сразу.

– Мама споет, – потребовала она, поплескавшись в ванне.

Огонь в камине аккомпанировал глуховатому голосу Кэтрин негромким уютным потрескиванием. Ни один ребенок в Нью-Браунфелсе не слышал таких колыбельных, какие Кэтрин пела малышке. Это были песни матерей племени команчей, песни, которые Маленькое Перышко пела в присутствии Кэтрин своей дочери много месяцев тому назад. В то время Кэтрин считала, что проведет среди команчей всю свою оставшуюся жизнь, и надеялась, что Убивающий Волков сделает ее своей второй женой. Маленькое Перышко так и не оправилась после рождения дочери. Она постепенно слабела, и Кэтрин взяла на себя заботу о Шей, которую любила так же отчаянно, как могла бы любить собственного ребенка.

Пухленькая ручка потянулась к Кэтрин и нежно похлопала ее по щеке.

– Мама Шей, – заявила девочка.

– Да, – прошептала Кэтрин. – И мама любит свою Шей.

В горле у нее стоял комок, сердце больно щемило. Она ни на минуту не пожалела о том, что ей пришлось солгать однажды, хотя эта ложь принесла в ее собственную жизнь столько боли. Если бы солдаты не поверили тому, что Шей – ее дочь, то девочка погибла бы у Стоун Крик. Если бы они догадались о правде потом, то Шей вырвали бы у нее из рук, и она, наверное, умерла бы среди равнодушных людей, пока ее пересылали в правительственные резервации индейцев.