Виктория Александер - Желание леди

Оливер расхохотался:

– Неплохой ответ!

Дэниел Синклер присоединился к ним, когда отец устроил его брак с двоюродной сестрой Оливера. Ни Синклер, ни двоюродная сестра Оливера Фиона не имели к этому ни малейшей склонности, им просто повезло, когда Фиона влюбилась в лорда Хелмсли, старого друга Оливера. Синклер и Оливер вдруг обнаружили, что, несмотря на определенные разногласия, у них много общего, и подружились всего за несколько месяцев, когда он приехал в Англию.

Синклер в Лондоне искал инвесторов для железнодорожного предприятия в США. Инвесторами стали все члены фонда, включая Хелмсли. Американец планировал собрать необходимую сумму в течение нескольких месяцев, а потом вернуться в США и заняться строительством железной дороги. Оливер нисколько не сомневался, что Синклер сможет увеличить их капитал.

– Норкрофт, а ты что об этом думаешь?

Кавендиш внимательно посмотрел на друга.

– Стоит игра свеч? Свобода или любовь?

– Вечер только начался, и я слишком трезв, чтобы отвечать на такие вопросы.

Оливер глотнул бренди.

– Такие вопросы лучше обсуждать поздней ночью, когда удовлетворишь свои порывы. Тогда мир видится в совершенно ином свете, и считаешь, что собственным наблюдениям присущи проницательность и блеск.

– Признай все же, что вопрос занимательный, и мне хотелось бы узнать твое мнение, – мягко заметил Синклер.

Кавендиш с любопытством посмотрел на Оливера.

– Норкрофт, что скажешь? Свобода или любовь?

Оливер подумал.

– Думаю, все относительно и сильно зависит от конкретной ситуации. Например, ты… – Он посмотрел Кавендишу в глаза. – Тебе еще предстоит получить титул и связанные с ним обязанности. У тебя свобода и деньги, ты можешь поступать, как тебе угодно, что ты и делаешь. Ты – любезный и веселый человек. Более того, хороший друг, но до сих пор жизнь твоя состояла исключительно из легкомысленных поступков. В ней нет ничего серьезного.

– Довольно резко. – Кавендиш поморщился. – Верно, но резко.

– Любовь может заставить тебя полностью изменить жизнь, – добавил Оливер.

Кавендиш усмехнулся:

– Следовательно, игра явно не стоит свеч.

Оливер взглянул на Синклера:

– Твой отец самостоятельно создал финансовую империю, то есть без твоего участия. Ты использовал свободу, чтобы добиться успеха, и сам взвалил на себя многочисленные обязанности. Это превосходно и совершенно по-американски. Тебе любовь доставила бы только неудобства.

Синклер хмыкнул:

– Думаю, так оно и было бы.

– Что же касается меня… – Оливер сделал новый глоток бренди и помолчал. – По-видимому, я занимаю среднее положение между вами. Я унаследовал положение в обществе и состояние. Представим, что я – глава семьи и поэтому имею соответствующие обязанности. Следовательно, моя свобода уже ограничена. Любовь не привнесет в мою жизни ни перемен, ни неудобств. На самом деле я не прочь жениться. – Он уныло улыбнулся.

– Тогда, вне всякого сомнения, ты следующий. – Кавендиш чопорно улыбнулся.

– Я никуда не спешу и не думаю о семейном счастье, поэтому и не занимаюсь активными поисками жены. Боюсь, джентльмены, я – романтик. Вне всякого сомнения, однажды я встречу женщину, без которой не смогу жить. А поскольку до этого еще не дошло, пройдет еще какое-то время, прежде чем решусь на брак. А значит… – Оливер поднял бокал. – Я собираюсь последним провозгласить тост, когда стану единственным обладателем коньяка.

– Какое поразительное совпадение. – Синклер усмехнулся. – Я планировал то же самое.

– Советую вам обоим изменить планы, – решительно заявил Кавендиш. – Я твердо намерен стать последним и не сомневаюсь, что я выиграю пари. Особенно это, мне оно по вкусу. Я уже ощущаю вкус коньяка.

– Можно сколько угодно обсуждать, кто будет последним. – Оливер задумчиво взглянул на друзей. – Гораздо интереснее ответить на вопрос… кто следующий?

– Тебе следует знать, что это противоречит всему, во что я когда-либо верила, будь то Бог, наука или сама природа. – Леди Фелисити Мелвилл облокотилась о каменную балюстраду балкончика спальни и стала вглядываться в ночное небо. – Все же в моменты отчаяния… Не то чтобы я пребывала сейчас в отчаянии, даже и не думай, но признаюсь, когда тебе двадцать три и ты все еще не замужем, отчаяние начинает кусать за пятки, словно невоспитанный спаниель. Знаешь, я человек вполне разумный. Я не верю в суеверия и никогда не верила.