Саманта Джеймс: Избранница

А Габриэль остался. Ему не выпало счастья стать любимцем, он был просто малышом, не понимавшим, почему отец так строг и несправедлив к нему.

Шелковая занавеска скользнула на место. Леди Каролина Синклер, герцогиня Фарли, наблюдала эту сценку, стоя у окна. В ее глазах была невыразимая грусть, ибо она, как никто другой, понимала: ее мальчика только что ранили в самое сердце. И она знала, почему у малыша постоянно в глазах тоска. Иногда ей хотелось плакать — Габриэль всегда так старался угодить отцу, заслужить его похвалу! Но Эдмунд был слеп и равнодушен к сыновней преданности. Он почти не замечал второго сына. Ибо его гордостью был первенец.

И Каролина боялась, что участь второго сына будет не слаще той, что выпала ей, второй жене.

Она с горечью вспоминала день, когда Эдмунд пришел к ней.

— Стюарту нужна мать, — без лишних церемоний заявил герцог. — А значит, мне нужно жениться.

Он был предельно откровенен и ничего не скрывал. Такой красивый, гордый и решительный! Каролина с первого взгляда влюбилась в него — влюбилась без памяти! И подумать только — он остановил свой выбор на ней! Ее глупое сердце замирало в восторге, — возможно, со временем этот человек полюбит ее…

И она старалась быть любящей и покорной женой, лелея надежду, что он оценит это… и когда-нибудь скажет о своей любви… Но вскоре Каролина поняла: его любовь навеки отдана той, которая теперь пребывала с ангелами…

Каролина прижала ко лбу дрожащие пальцы. Хватит хандрить, она должна стать сильной, если не ради себя самой, то ради Габриэля! Она вынесет и унижение, и боль — все, что угодно, ради этого ребенка, ибо он ее единственная отрада. С тяжелым сердцем, но настроенная ни единым жестом не выдать себя она поспешила на галерею — к сыну.

Мальчик все еще стоял у подъездной дорожки, хмурый и молчаливый, маленький и одинокий. Прощенный и… тут же забытый.

Но сам он ничего не забыл и не простил. Осторожно, но вместе с тем решительно высвободившись из объятий матери, он не принял ни жалости, ни утешения. И не проронил ни слезинки — маленькое личико застыло в стоической гордости, необычной для столь нежного возраста. Потому что даже в этом маленький Габриэль был точной копией отца…

Чарлстон, Южная Каролина 1815 год

Летний ливень хлынул с такой силой, что вымочил до нитки всех, кого застал под открытым небом, и превратил и без того грязные улочки в сплошное месиво. А в таверне Черного Джека дым стоял коромыслом, веселье, подогретое обильной выпивкой, так и выплескивалось наружу — посетители, по большей части моряки, отмечали окончание плавания. Слышался пьяный хохот. Хотя таверна находилась всего в нескольких кварталах от порта и доков, она была одним из лучших заведений в городе и славилась отличной кухней, чистыми скатертями и быстрым обслуживанием — и все это за весьма умеренную плату.

В этот дождливый вечер за столиком в дальнем углу сидели два хорошо одетых джентльмена; один из них был жгучий брюнет, другой — шатен. Более месяца они провели в море, и теперь им захотелось выбраться из тесноты корабельного кубрика и насладиться мягкими перинами.

— За благополучное возвращение в Англию и… за графа Вэйкфилда и его будущую супругу! — с веселой улыбкой провозгласил сэр Кристофер Марли.

Однако лорд Габриэль Синклер не торопился поддержать тост и чокнуться с другом. И не мудрено, ибо он был вовсе не в восторге от предстоящей свадьбы… Кроме того, все решили за него.

Он уставился в свой стакан, словно увидел в нем муху. Последние недели превратились для него в кошмар. Кто мог предположить, что Стюарт погибнет? Только не Габриэль. Он не был особенно близок с братом, и годы все больше отдаляли их друг от друга. Габриэль покинул Фарли сразу после похорон матери, решив больше не возвращаться туда. Он как бы вычеркнул отца из своей жизни и с присущей ему энергией принялся строить собственный торговый флот. Довольно успешно.

Горькие воспоминания невольно всколыхнулись в памяти. Его отец не появился даже тогда, когда он отплывал сражаться с Наполеоном. И в последующие пять лет папаша ни разу не написал ему, будто Габриэль вовсе не существовал.

Но после смерти Стюарта все изменилось.

Наверное, это было неизбежно… Услужливая память тотчас нарисовала сцену — встречу с отцом в Лондоне, когда Габриэль узнал о смерти брата. Отец ничуть не изменился. Был по-прежнему высокомерен, деспотичен и… холоден.