Элизабет Ренье: Если это любовь

– Я никогда не хотела тебя обидеть. Я позвала тебя, но не для того, чтобы ты погиб…

Девушка ясно вспомнила выражение его глаз, когда он лежал у нее на коленях. В них не было тоски, только любовь и всепрощение. Она сама возложила на себя вину за его смерть. С высокого каштана сорвался последний желтый лист и, вращаясь в воздухе, упал на ее плечо. Как будто Тимоти коснулся на мгновение ее плеча, а из молчаливого леса до нее донесся тихий голос: «Кэролайн, я сделаю все, чтобы ты была счастлива…»

Душа ее исполнилась величайшего спокойствия, и она двинулась дальше навстречу человеку, который ждал ее около часовни.

Майлс стоял в той же позе, в которой она впервые его увидела, – одной ногой опершись на изогнутый корень дуба. Он обернулся и поклонился ей с такой же серьезной почтительностью. Но губы его не улыбались, глаза таили печаль. Тяжелый плащ для верховой езды был забрызган грязью, лицо осунулось, волосы потеряли блеск, щеки запали, а под глазами темнели круги. Она заметила, что он с трудом выпрямился и в его внешности не было и следа самоуверенности, которая так задевала ее поначалу.

– Майлс, дорогой мой! – вскрикнула она, протянув навстречу ему руки.

Он не тронулся с места, лицо его оставалось бесстрастным. Он словно превратился в статую, темное, неподвижное изваяние.

Она неуверенно приблизилась к нему.

– Вы были тяжело больны?

– У меня была горячка, после которой я еще не оправился. Но это ничего.

– Мы позаботимся о том, чтобы вы окончательно выздоровели. Я и мама, мы сделаем все возможное.

– Здоровье мое вернется довольно быстро. Меня мучают мысли, терзают сомнения.

Голос его прозвучал так безутешно, что у нее больно сжалось сердце.

– Из-за Тимоти?

– Да, из-за него тоже. А еще из-за Бенджамена, дяди Николаса, Пирса. Но больше всего из-за вас. – Он отвернулся, сжав руки. – Что принес я тем, кого люблю, кроме смерти, бессонных ночей и горя?

– Полно, стоит ли себя так изводить? Прошлого не вернуть. У каждого своя судьба, на все милость Божья. А что касается меня…

Майлс поднял голову. Кэролайн увидела в его глазах отчаянную надежду и чуть не заплакала от счастья.

– Я люблю вас, Майлс, – нежно сказала она. – У меня было достаточно времени, чтобы все хорошенько обдумать и навсегда отказаться от своих детских фантазий. Я уже говорила вам, и это правда, что я ничего не боюсь. То, с чем пришлось в жизни столкнуться вашей маме, я тоже смогу преодолеть, если вы все еще любите меня.

– Кэролайн! – Он широко развел руками. – Да только мысль о вас и освещала мою жизнь в тюрьме. Вы дали мне надежду своим письмом. Вы писали о том, что ждете меня, и три года моего заключения казались вам всего тремя неделями.

– Но вы мне ничего не ответили. Я не получила ответа, Майлс!

– Потому что я сомневался в вас, да простит меня Бог. Вы ведь еще совсем ребенок и не знаете жизни, моя дорогая. Кэролайн, я слишком сильно вас люблю!

Пряча нетерпение, с которым она ждала этих слов, она спокойно спросила:

– И вы все еще хотите, чтобы я отправилась с вами в Америку?

Он взял ее лицо в свои руки и заглянул в глаза:

– Вы так сильно изменились, маленькая кузина. Я вижу это по вашему лицу, угадываю по вашему голосу. Неужели вы действительно готовы ехать со мной? – Неожиданно Майлс замолчал и, покачнувшись, приложил руку ко лбу. – Простите, но, кажется, я слабее, чем думал. Кэролайн заботливо сказала:

– Пойдемте-ка домой. Солнце село, и стало холодно и сыро. Впереди у нас долгая зима и целая жизнь, чтобы рассказать о том, что мы чувствуем друг к другу.

– Душа не замечает времени, – улыбнувшись, ответил Майлс. – Она хватается за мгновение. И есть иные способы прогнать холод, чем просто разжечь в камине огонь.

Он заключил ее в объятия. И на этот раз она оказалась в них без малейшего колебания.

Долина погрузилась в зимние сумерки. Шумели тростниковые заросли у реки. На толстый сук дуба опустились две вороны, громко каркая. Кэролайн счастливо улыбнулась. Вокруг них был Трендэрроу. Но теперь она понимала, что он был надежной гаванью, откуда можно отправиться навстречу новым горизонтам, и, возможно, однажды, если не зазвучат барабаны войны, она вновь вернется сюда.