Александра Риплей - Чарлстон

– Пинни! – воскликнула она и обвила ручонками его шею. – Я тебя люблю.

– Я рад. А я так тебя просто обожаю.

Ловким движением Пинкни поднялся, подхватив Лиззи на руку. С девочкой он направился к дому Джулии.

– Постой! – воскликнула Лиззи. Он остановился.

– Я хотела убежать из дома, – помолчав, призналась она.

– Хорошо, что ты передумала.

– Ты никому не расскажешь?

– Никому. Но за это ты угостишь меня чашкой чая в детской.

– Да, Пинни, конечно. Пойдем скорей.

Пинкни побежал. Лиззи визжала от радости. Вбежав в ворота, он покружил ее на весу. Девочка была в восторге.

– Пинкни! – громко крикнул Эндрю из окна. Пинкни обернулся и заметил светловолосую голову в окне соседнего дома. Он улыбнулся в ответ:

– Привет, Эндрю! Я улажу дела с этой дамой, а потом зайду к тебе.

Едва Пинкни перешагнул порог, его обступили родные и домочадцы.

– Привет, привет! – восклицал он смеясь. – Дайте хоть дух перевести. Счастливого Рождества!

Несмотря на протесты Мэри, он настоял на том, чтобы чай подали в детской. Мэри, Джулия и Стюарт устроились прямо на полу. Лиззи передавала кукольные чашки с чаем, принесенным Джорджиной. Когда чайник опустел и все наговорились, Пинкни потянулся и зевнул.

– Все, что мне теперь нужно, – это ванна и чистая одежда. В том вагоне, в котором я ехал, наверняка раньше перевозили скот. – Он взял Мэри за руку. – А потом мне нужно пойти проведать Эндрю. Как он?

Мэри крепко сжала руку сына.

– Совсем не плохо, – сказала она. – Настроение у него прекрасное, он счастлив.

– Понятно, – спокойно ответил Пинкни. Он пожал руку матери и затем отнял свою. – Так что насчет ванной?

– Все готово, мистер Пинкни. В комнате мистера Эшли.

– Спасибо, Джорджина. И спасибо тебе, тетя Джулия. Я всегда мечтал спать на дедушкиной кровати.

– Не уходи, Пинни, – заплакала Лиззи. Пинкни поцеловал сестричку.

– Я скоро вернусь. И почитаю тебе книжку.

Вымывшись и переодевшись, Пинкни почувствовал, что справится с любым делом. Даже с визитом к Эндрю. Мать сообщила ему в письме о случившемся, и он пытался написать Эндрю, но нужные слова не приходили. Ему доводилось видеть раненых и даже убитых, но он все никак не мог привыкнуть к этому. А ведь Эндрю был его лучшим другом. Пинкни наполнил серебряный портсигар тонкими сигарами, сунул его в карман и сбежал вниз по лестнице.

– Я скоро вернусь! – крикнул он всем, кто мог его услышать.

Пинкни постучался в парадную дверь дома Энсонов, стараясь припомнить имя их дворецкого. Когда дверь распахнулась, его глаза расширились от изумления.

Эндрю помнил Лавинию с косичками, с красноватыми прыщиками на лице. От красоты девушки, стоящей перед ним, у него перехватило дыхание. Сияющие волосы, разделенные пробором, ниспадали на плечи, завиваясь на концах золотыми кольцами; напоминавший сердечко овал лица с чуть вздернутым носиком, пухлыми алыми губами и широко распахнутыми глазами – синими, как зимнее небо… Ее прозрачная, как фарфор, кожа была молочно-белого цвета, и только щеки нежно розовели.

– Входите, – сказала девушка и, отступив на шаг, вежливо присела.

Пинкни вошел в прихожую и поклонился.

– Лавиния? Счастливого Рождества.

Лавиния выпрямилась и улыбнулась. В углу ее рта появилась маленькая серповидная ямочка.

– Рада тебя видеть, Пинкни. – Она говорила тихо, почти шепотом. – Эндрю ждет тебя. Я провожу тебя наверх.

Поднимаясь за ней по лестнице, Пинкни заметил, что тонкая талия девушки опоясана кушаком из полупрозрачного переливчатого шелка. Лавиния шагала двумя ступеньками выше, и их головы находились на одном уровне. От волос девушки исходил тонкий аромат жасмина.

Прошелестев юбками, Лавиния скользнула в коридор, ведущий в комнату Эндрю, и распахнула дверь.

– Эндрю, милый, Пинкни пришел.

Отступив на шаг, чтобы дать ему дорогу, девушка придержала кринолин. Край платья спереди завернулся, открыв кружевную пену нижних юбок, маленькие бархатные башмачки и обтянутые шелком аккуратные лодыжки.

– Ах Боже! – воскликнула она и одернула подол. Смущенно опустив длинные ресницы, девушка упорхнула.

Пинкни рухнул в кресло и покачал головой:

– И это малышка Лавиния! Глазам своим не верю. В последний раз, когда я ее видел, она еще носила детский фартучек.

Эндрю хмыкнул:

– Не знаю, где были твои глаза, Пинкни. В последний раз ты видел ее на моей свадьбе. Но ты был слишком обеспокоен, как бы свидетели не перепились, прежде чем мы доберемся до церкви. Зато Лавиния разглядела тебя хорошенько. Разве ты не помнишь, как она поймала букет и продела цветок тебе в петлицу? Она уже тогда положила на тебя глаз.