– Тебе очень больно, сынок?
Эндрю покачал головой и попытался улыбнуться:
– Нет, но страху натерпелся.
– Мы позаботимся о тебе.
Доктор поднялся, чтобы приглядеть, как будут убирать колонну.
– Ах, Эндрю, тебе очень тяжело? Ты ранен?
– Нет, дорогая, ни чуточки. Я ужасно промок, вот и все. И ты тоже. Тебе не следовало выбегать на дождь.
Тело Люси затряслось от рыданий. Она отвернулась.
– Тише, тише, не плачь. Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь забавное?
Люси, глубоко вздохнув, подавила слезы. Она кивнула.
Голос доктора Перигрю звучал приглушенно, но четко:
– Начинаю считать. На счете «три» тяните за веревки. Вверх, а не волочите.
Эндрю крепче сжал руки Люси.
– Держу пари, ты не знаешь, как они называют свою пушку. Не знаю, кто придумал, но это типично солдатский юмор. Ей дали имя Болотный Ангел.
– Три!..
Эндрю и Люси прижались друг к другу. Доктор Перигрю подошел к ним.
– Все не так плохо, как могло быть, мой мальчик, – с заметным облегчением сказал он.
У Люси как будто камень с души свалился.
– Будет чертовски больно, когда мы поднимем тебя, – обратился он к Эндрю. – Прости за крепкое словцо, Люси. А ты, Эндрю, можешь кричать во всю глотку. Нечего строить из себя героя.
Доктор опустился на колени рядом с Люси. Он продел руки под плечами Эндрю и приподнял его.
– Ступайте в дом, юная леди, и позаботьтесь о горячем бульоне. Не забудьте и о бренди. Оно и вашему супругу, и мне придется сейчас кстати. Джереми, поддерживай посредине, – приказал доктор Перигрю, – а ты, Джубили, возьми за ноги. Когда я скажу «подняли!» – приподнимайте его, очень тихо и плавно. Подняли!.. А теперь понесем к дому. Как ты, Эндрю?
– Я ничего не чувствую, доктор. Совсем ничего.
На острове Джеймс майор Эллис, стоя в луже, яростно топнул ногой.
– Проклятый дождь. Порох намок! Ладно, оставим пока мятежников в покое, ребята, а завтра возьмемся снова. Чепуховая стрельба, черт побери. Мы не нанесли им никакого урона.
Вспышка молнии над гаванью осветила колокольню Святого Михаила.
– Черт побери все, – добавил майор.
С рассветом Болотный Ангел снова начал обстрел, но город уже успел подготовиться. Накануне вечером офицеры Конфедерации обходили дома, успокаивая жителей и давая советы, какие предосторожности следует предпринять в случае попадания снаряда и пожаров. Когда стали падать ядра, их встречали с гневом и любопытством, но без паники. Люди сгрудились на верандах и крышах, наблюдая оттуда, как поднимаются в воздух и падают близ церкви Святого Михаила массивные железные шары. К исходу утра Болотный Ангел выпустил тридцать седьмой снаряд и тут же взорвался сам. Вспышка была видна всем наблюдателям, грохот взрыва докатился до города и был встречен шумными приветствиями толпы.
Через час знакомые всем лакеи дома Бретонов, одетые в черно-красные полосатые жилеты, заспешили во все концы старого города. Записки, которые они разносили, были испещрены неразборчивым почерком Салли Бретон: «Чай в гостиной под открытым небом, прошу пожаловать».
Салли Бретон была изящной женщиной чуть за тридцать. У нее была мальчишеская фигура и маленькое обезьянье личико. Ее сияющие глаза и неистощимая бодрость духа покорили Майлза Бретона, хотя немало красавиц тщетно пытались завоевать его сердце. Салли Бретон много путешествовала по Европе, Азии и Африке и покоряла всякого, кто встречался на нее пути.
Она прославилась своим гостеприимством, о ее вечерах говорили с восторгом, расценивая их как оригинальные. Все чарлстонские дамы, кроме только тех, что были в глубоком трауре, съехались к Бретонам незадолго до четырех. Им не терпелось узнать, что же придумала Салли на этот раз. Кареты и коляски загородили Кинг-стрит, затрудняя друг другу проезд. Но проволочка только разжигала любопытство.
Гости не были разочарованы. Когда они вошли в гостиную, отделанную в строгом стиле восемнадцатого века, Салли Бретон сидела за большим чайным столом посреди комнаты. Столп солнечного света падал на нее сквозь дыру в потолке. Салли была окружена сияющим нимбом, отражавшимся на георгианском серебряном чайном сервизе и игравшим в блистающих призмах хрустальной люстры, которая висела в опасной близости от пробоины. Салли была одета в белое батистовое платье, что значительно увеличивало эффект. Ее пышные юбки, казалось, притягивали к себе свет. Крохотные ножки хозяйки, предмет ее особой гордости, были обуты в ярко-алые атласные башмачки с алмазными пряжками. Бок о бок они покоились на огромном черном ядре, застрявшем в паркете под столом.
Читать дальше