Николь Джордан - Уроки обольщения

Его просьба, произнесенная от чистого сердца, едва не поколебала ее решимость уйти от него навсегда. Она судорожно вздохнула и ответила:

— Нет, Дамиен! Это невозможно! Я не вынесу такой жизни!

Он разжал объятия, и она, выскользнув, убежала, глотая слезы.

Ночью Дамиен пробрался тайным ходом в спальню Ванессы, опустевшую с ее внезапным отъездом, и, словно сомнамбула, подойдя к окну, уставился невидящим взглядом в темный сад. Ему казалось, что он чувствует ее запах, слышит слова, произнесенные ею в сердцах о том, что она сожалеет, что влюбилась в него. Это неожиданное признание потрясло его, как и разочарование и отчаяние, читавшиеся в ее глазах. Лишь сейчас, после ее ухода, Дамиен осознал, что он натворил, как много он потерял, и ему стало горько и больно.

Он заслужил такой жестокий удар судьбы! Это расплата за все его жестокие и бездумные поступки, наказание за растление наивных женщин, кара за эгоистическое стремление к бессмысленным удовольствиям и пустым плотским наслаждениям. Ванесса права, его бесконечные поиски все новых и новых развлечений не доставили ему подлинной радости. Напрасно он бросался от одной красотки к другой, надеясь утолить голод плоти и заполнить душевную пустоту острыми ощущениями. Только Ванесса внесла смысл в его существование и наполнила любовью его сердце. Он полюбил ее, впервые в жизни, но не смог удержать. От этой мысли ему стало жутко и холодно.

— Я люблю тебя, Ванесса! — глухим голосом произнес он. За окном тоскливо завывал пронзительный ветер, предвестник приближающейся осени. На душе у Дамиена было муторно. Ванесса ушла, и с этим ничего нельзя было поделать. Как и с дуэлью, назначенной на следующее утро.

Рассвет окрасил небосвод на востоке в пурпур и багрянец, высветив суровые лица собравшихся на вересковой пустоши пятерых джентльменов — двух дуэлянтов, их секундантов и чопорного лакея. Туман, клубившийся над ними, придавал происходящему мистический оттенок. Лорд Торнхилл напомнил всем жесткие правила поединка: дуэлянтам надлежало разойтись на двадцать шагов, повернуться и лишь после этого спустить курок.

— Вы согласны с условиями, господа? — тихо спросил он. Сверля противника насмешливым взглядом, Клун торопливо ответил:

— Согласны, согласны! Давайте побыстрее покончим с этим малоприятным делом, джентльмены! Дорогой Пендергаст, если я погибну, можешь забрать моих серых рысаков.

Стоявший с каменным лицом Дамиен проигнорировал это легкомысленное замечание.

Дуэлянты вышли на середину поляны и замерли, повернувшись друг к другу спиной. Секунданты и лекарь тоже заняли свои позиции, отойдя на безопасное расстояние. К своему немалому удивлению, в гнетущей тишине Дамиен услышал бормотание графа:

— Если уж для тебя это так важно, то я готов извиниться за посягательство на твою даму сердца. Я сожалею, что способствовал еще большему подрыву ее репутации.

Даже в этой ситуации граф не удержался от сарказма. Но Дамиену было не до неуместной пикировки с ним, он угрюмо процедил сквозь стиснутые зубы:

— Мы оба виноваты перед ней. Но извиняться поздно.

— Господа, можете начинать дуэль! — воскликнул Торнхилл и начал отсчет: — Один…

Сделав глубокий вдох, Дамиен стал отходить.

Медленно отмерив шагами положенное расстояние, противники повернулись и, сжав рукоять пистолета, начали прицеливаться.

Барон видел, как палец Клуна давит на спусковой крючок. Но в голове его в этот миг возникло прекрасное лицо Ванессы, заклинающей его не убивать графа. И рука его непроизвольно дернулась вверх в тот момент, когда он произвел выстрел. Одновременно с этим пуля Клуна сбила его с ног, прежде чем он услышал грохот и почувствовал запах пороха. Страшная боль мешала Дамиену дышать, сознание начало меркнуть. Клун подбежал к нему и, наклонившись, спросил:

— Черт бы тебя подрал, старина, ты написал завещание? Какого дьявола ты промазал? Скажи хотя бы свое предсмертное желание!

Дамиен сглотнул подступивший к горлу комок. Он уже осуществил свое странное последнее желание — исполнил волю Ванессы и сохранил Клуну его никчемную жизнь, выстрелив в воздух. Тем самым он уберег Ванессу от новых душевных страданий и обелил себя в ее глазах, доказав, что он все же не законченный злодей, способный не только на разврат, но и на убийство человека.

— Не шевелись, Дамиен! Я должен разрезать твой камзол, чтобы лекарь смог осмотреть рану, — сказал Клун, ощупывая левое плечо барона. Дамиен поморщился от боли и застонал. Лекарь опустился рядом с ним на колени и озабоченно промолвил: