Поэтому она не вырвала у него своей руки, за которую он, видимо, хватался от безысходности и отчаяния, а опустилась на бело-розовый полосатый диван и сказала:
– Я могла бы быть вам хорошей женой, сэр Перран. Я так дорожила вашим участием и добротой, что мечтала подарить вам сыновей и дочерей… и подарила бы, найдись в вашем сердце хоть крупица любви.
– Знаю, знаю… – глухо пробормотал он, доставая из кармана батистовый носовой платок. Слезы градом катились по его щекам. – Проклятье, – вздохнул он. – Кажется, скоро я превращусь в слезливую бабу! – Плечи его поникли, голова упала на руку с тростью и вздрагивала от рыданий. – Какой же я был болван! Упрямый, неисправимый болван… В голове засело только одно: месть, месть… Отомстил. И что дальше? Да ничего. Я не хотел его убивать… Вернее, хотел сначала, и даже зная, что он мой сын, все еще хотел. Но когда мы уже стояли друг против друга и я навел на него пистолет – в ту самую минуту я передумал, клянусь! Это была случайность!.. Проклятая случайность. – Он снова затрясся от рыданий и не поднимал головы, пока скользкая жижа из его носа и глаз не поползла по сжимавшей набалдашник руке.
Глядя на его седую трясущуюся голову, Джулия, неожиданно для себя самой, почувствовала острую жалость к нему и, вздохнув, положила руку ему на плечо.
– Вытрите слезы, сэр Перран, – приказала она. – У вас глупейший вид.
Пока он вытирал щеки и глаза, Джулия вдруг ясно увидела то, чего не успела заметить в супруге за время своего короткого замужества. Этот человек всю жизнь жил в путах собственной ненависти. Он давно бы уже мог узнать в Эдварде своего сына и любить его – но сердце было переполнено злобой и ненавистью, потому что любимая вышла за другого. В итоге он едва не убил собственного сына, плоть от плоти своей. Женившись, он мог бы познать любовь с нею – но вместо этого все глубже втягивался в гадкий, отвратительный обман.
– Мне жаль вас, сэр Перран, – сказала она наконец.
– Я сам во всем виноват, – отозвался он. – Я глупо прожил свою жизнь.
– Да, вероятно.
Он попробовал смотреть ей в лицо, но тут же отвел глаза.
– Мне хотелось бы чем-нибудь заслужить ваше прощение. Скажите, возможно ли это?
Джулия пожала плечами.
– Я готова вас простить. Но, полагаю, не нужно объяснять, что причиненные вами страдания не позволят мне принять вашу дружбу. Единственное, что вы можете сейчас для меня сделать, – это предоставить мне развод.
– Разумеется, – тихо сказал он. – По возвращении в Англию я сразу же начну готовить необходимые бумаги. Даю вам слово.
Джулия наконец отняла у него свою руку.
– Я должна идти, – сказала она. – Со мною Эдварду как будто делается лучше, даже когда он в бреду.
Когда она встала с дивана, он тоже поднялся и спросил:
– Можно мне… взглянуть на моего сына?
Горло Джулии судорожно сжалось.
– Да, но только взглянуть. И, пожалуйста, не заговаривайте с ним.
Она уже повернулась, чтобы идти, но он удержал ее и вложил ей в руку маленький сверток.
– Джулия, я хочу, чтобы вы приняли от меня это… в знак моего искреннего раскаяния. Я знаю, вам слишком много пришлось пережить по моей вине, но… Это кольцо вашей матери.
– Что?.. – вздрогнула Джулия. – Но ведь оно принадлежит теперь леди Тревонанс.
– Я догадывался, что без него вы не смогли бы осуществить свою затею с «Оливией». Когда вчера я обратился к леди Тревонанс с просьбой помочь мне его отыскать и выяснил, что кольцо у нее, я испытал огромное облегчение. Когда я объяснил ей, чего я хочу, она почти не колебалась, и мы с нею очень быстро обо всем договорились. Примите его, прошу вас.
Развернув тонкую бумагу, Джулия снова почувствовала, как сжалось ее горло. При дневном свете изумруд вспыхнул ярким зеленым пламенем. Мамино кольцо вернулось к ней.
– Спасибо, – прошептала она. – Вы не представляете, как много оно для меня значит.
– Я рад, Джулия, – тихо ответил он.
Она подняла голову и увидела перед собою покрасневшие от слез печальные глаза человека, который зря прожил свою жизнь.
– Вы хотели видеть Эдварда, – сказала она. – Идемте.
Они дошли до противоположного конца коридора, где находилась спальня Эдварда, и Джулия без стука отворила дверь. Уже с порога она увидела сквозь ширму силуэты врача и лорда Тревонанса, которые как-то странно склонились над постелью больного. В комнате был полумрак – горели всего три свечи; над кроватью, казалось, витал дух тяжкого недуга.
– О нет! – холодея, пробормотала Джулия и, забыв о своем спутнике, устремилась вперед.
Читать дальше