Элоиза Джеймс: Жажда любви

– В этом случае, – усмехнулся брат, – довольно странно, что вы столько времени проводите врозь. Нет, я вовсе не собираюсь подвергать сомнению этот трогательный пример супружеского согласия, столь редкого в наш развращенный век и долженствующего стать источником вдохновения для нас всех, но не могла бы ты показать мне чертово главное украшение?! У меня деловое свидание на Бонд-стрит, а твоя подруга, герцогиня, что-то не спешит появиться.

– Это будет в соседней комнате, если Каро все успела подготовить. Когда вы приехали, она еще только приступала к делу.

Элайджа едва удержался, чтобы не спросить, кто такая Каро.

– Я во всем полагаюсь на нее, – продолжала Джемма. – В жизни не видела столь безупречного вкуса у женщины. Если, разумеется, не считать ее величества королевы Марии Антуанетты.

Элайджа ответил красноречивым взглядом, яснее всяких слов показывавшим, что именно он думает о тех, кто хвастается близостью к французской королеве.

– Итак, мы идем, джентльмены? – сухо осведомился он, обращаясь к Корбину и Гриффину. – Герцогиня считается законодательницей парижских мод. Лично я никогда не забуду бал-маскарад семьдесят девятого.

– Разве вы там были? – удивилась Джемма. – Боже! Я совершенно об этом забыла.

Она похлопала веером по его руке.

– Теперь припоминаю. Все мужчины были в костюмах сатиров, – невероятно забавно, смею вас уверить, – и только вы один надели черное с белым, представ перед всем миром завзятым парламентским пингвином.

Он отпустил ее руку и снова поклонился.

– Увы, мне вряд ли пойдет хвост сатира.

– Да и для французских задниц это не лучшее украшение!

Но герцог на сей раз промолчал.

– Оба члена моей семьи отказались присоединиться к веселью, – вздохнула Джемма. – Истинные англичане: так напыщенны, так…

– Так прилично одеты, – вставил Гриффин. – В ту ночь многие выставляли напоказ колени, которые лучше никогда бы не показывать при свете. Я все еще не в силах забыть костлявые, узловатые конечности графа д'Оверня.

Джемма выглянула в приоткрытую дверь, ведущую в бальный зал, и захлопала в ладоши:

– Как чудесно все выглядит, Каро! Ты великолепна, как всегда великолепна!

Корбин немедленно последовал за Джеммой, так что Элайдже осталось только схватить шурина за локоть:

– Кто эта Каро, черт возьми?

– Смертоносно умная женщина. Секретарь Джеммы, – пояснил Гриффин. – Крутится возле нее вот уже четыре-пять лет. Вы ни разу ее не встречали?

Элайджа пожал плечами:

– Мои надежды ограничиваются одним горячим желанием: лишь бы она не уничтожила мою карьеру. Я верно понял, что все способности секретаря Джеммы направлены на устройство скандалов?

– Говорил же я, что вам это вряд ли понравится.

Они подошли к порогу. Гриффин распахнул дверь и отошел в сторону.

– Вот вам типичный пример ее деятельности.

Элайджа сделал шаг и оцепенел.

– Ад и проклятие! – выдохнул он.

– Зато лучше, чем сатиры. Никаких хвостов, – утешил Гриффин.

Элайджа осматривал комнату, чувствуя, как испаряются с таким трудом обретенные спокойствие и самообладание. Огромный стол красного дерева, обычно стоявший в столовой, сейчас был передвинут в центр бального зала. Но вместо посуды на нем красовалась гигантская розовая раковина, очевидно, вылепленная из глины. Повсюду были разбросаны розы. Длинные гирлянды цветов свисали с потолка до пола.

Сквозь туман, застилавший мозги, до герцога донеслись восклицания Джеммы, восхищавшейся цветами.

– Совсем как настоящие! И морские раковины! – взвизгнула она. – Изумительно, Каро!

На взгляд Элайджи, ничего изумительного в открывшемся зрелище не было.

На центральном украшении не было ни единого лоскутка.

Мало того, оно было выкрашено золотой краской. Жемчужины, приклеенные к телу через равные промежутки, можно было не брать в расчет.

Шурин наблюдал за обнаженной женщиной пристальным похотливым взглядом, из тех, которые так презирал Элайджа, хотя, нужно признать, только мертвец остался бы равнодушным при виде подобного украшения.

– По крайней мере у нее нет хвоста, – заметил Гриффин.

В этот самый момент молодая позолоченная дама наклонилась вбок, повозилась с маленьким возвышением, на котором стояла, и за ее изящной попкой вырос изумительный веер из павлиньих перьев.

– Пожалуй, я чересчур поспешил с выводами! – обрадовался Гриффин.

– Будь оно все проклято! – выдохнул Элайджа.