Элоиза Джеймс: Жажда любви

Она должна довольствоваться словом герцога.

Все обойдется.

Иначе просто быть не может.

22 апреля

Одиннадцатый день: матчи Вильерс – Бомонт продолжаются

Рассветный туман кудрявился над Уимблдон-Коммонз, повисая прядями на колесах экипажей, так что создавалось впечатление, будто их жирные брюха волочатся по земле.

– Мне сейчас будет плохо, – пробормотала Роберта сквозь стиснутые зубы.

– Откройте дверцу, – коротко велела Джемма, по лицу которой катились слезинки.

Герцогиня не рыдала, не жаловалась, но Роберта видела, как она вытирает глаза.

– С Деймоном все будет хорошо, – то и дело повторяла Джемма едва слышно.

– Он умеет фехтовать? – прошептала Роберта.

– Ну разумеется! – нахмурилась Джемма.

Экипажи продолжали прибывать, пока не образовался двойной ряд. Мужчины толпились у дверок с таким видом, словно приехали посмотреть на петушиные бои.

– Вильерс сказал, что извинится, – твердила Роберта, сжав кулаки. – Он дал слово! Может, мне пойти и напомнить ему? Посмотреть, что творится?

Но Джемма с унылым видом покачала головой:

– Вы сделали все возможное. Если опозорите Вильерса в присутствии всех этих людей, трудно сказать, что он выкинет.

– Но чем я его опозорю? – в отчаянии спросила Роберта. – Очередным вмешательством. И вы к тому же покроете позором Деймона.

– Зато он будет жить.

– Он и так будет жить, – заверила Джемма, но лицо ее по-прежнему оставалось белее мела.

– Я умоляла его не приезжать, – призналась Роберта. – Но он только рассмеялся.

– Деймон есть Деймон.

Они ждали. Туман по-прежнему клубился посреди поля, но ничего не происходило.

– Что такое рапира? – спросила Роберта, с трудом выталкивая слова из одеревеневших губ. – Вы знаете?

– Очень тонкое лезвие. Французы предпочитают пользоваться именно такими. Рапира считается самым удобным оружием.

– И… и вы считаете, что Деймон умеет драться на рапирах?

Джемма нехотя повернула голову:

– Что заставляет вас усомниться в способностях Деймона?

Но тут в центр поля вышли двое мужчин, и Роберта охнула. Однако они оказались секундантами. Оба зашаркали ногами по земле, проверяя, сильно ли скользкая трава от росы.

– Видите ли, – пояснила Роберта, – сам Вильерс говорил мне, что шахматисты – превосходные дуэлянты. И его считают лучшим фехтовальщиком во всем королевстве. Меня тревожат не столько способности Деймона, сколько умение Вильерса.

Джемма рассмеялась, и эти звуки неприятно резанули по нервам Роберты.

– Что побуждает вас думать, будто Деймон не умеет играть в шахматы?

– Но он… он никогда…

– Он скорее всего лучший шахматист Англии, – спокойно объяснила Джемма. – Нас обоих обучал отец, и это он считал, что Деймон во многом превосходит меня. Но брат находил игру скучной, потому что считает шахматные задачи слишком незначительными.

– Незначительными? – ахнула Роберта. – Что же тогда считается важными проблемами?!

– Неужели в постели вы ни о чем таком не говорили?

Роберта покачала головой:

– Не хватало времени.

– Биржа. Он играет с ценными бумагами. Манипулирует рынком. Перед ним воистину огромная шахматная доска. Как и перед моим мужем. Это совершенно иные масштабы.

– Но он действительно умеет фехтовать?

– Конечно! – раздраженно бросила Джемма. – Я знаю по крайней мере о четырех дуэлях, на которых он дрался.

– И победил?

– Естественно.

– Прошлой ночью он сказал мне, что решил ранить Вильерса в правое плечо.

– Теперь вам ясен ход мыслей настоящего гроссмейстера. Филидор часто называл фигуру, которой поставит шах моему королю.

– Но были ли блестящие шахматисты среди прежних противников Деймона?

– Нет, – вздохнула Джемма.

Деймон, стоя в стороне, разговаривал с секундантом.

– Туман вовсе не так уж густ! Вполне можно разглядеть друг друга, – нетерпеливо бросил он. Ему хотелось поскорее покончить с этим, вернуться домой и позавтракать с Робертой. Она наверняка здесь, его бедная мышка. Спряталась в экипаже, вместе с Джеммой.

Секундант поспешил к тому месту, где стоял секундант Вильерса, и тут же бросился обратно.

– Его светлость хотел бы поговорить с вами, – сообщил он.

Деймон уронил камзол на мокрую траву. Он будет драться в старых сапогах и рубашке с закатанными рукавами.

Он еще раз взглянул на рапиру, шедевр оружейного мастерства, из толедской стали. Воспользовавшись ею, он получает почти несправедливое преимущество.