Джейн Ходж - Сбежавшая невеста

«Еще бы, – подумала она, – готова поклясться, что вы никуда не денетесь». Перспектива того, что ее таким манером навяжут семье мистера Ферриса, была, если только это вообще возможно, еще более неприятной, чем перспектива выйти за него замуж. Выросшая в неромантическом мужском обществе отца и братьев, она не видела ничего необычного в предложении Ферриса. Ему, безусловно, нужны деньги, как они всегда были нужны ее братьям, и ради ее состояния он готов проглотить наличие таких тети и дяди. Но взять ее в свою семью еще до свадьбы, еще не получив вознаграждения… уж это-то будет для него слишком. На какое-то мгновение она призадумалась: а что если позволить дядюшке следовать этому плану в надежде, что такие условия покажутся искателю ее руки столь кабальными, что он сам откажется от этого брака? Нет, риск слишком велик, и слишком силен удар по ее гордости. Она всерьез озаботилась тем, как бы убедить дядю в своем твердом намерении отказаться от этого брака.

Но никакие ее доводы не помогли. Никогда еще она не видела своего дядю таким решительным и вскоре заподозрила, что он усматривает в этом браке какие-то еще большие выгоды для себя, большие, чем смел ей сказать. Постепенно, по мере того как он утрачивал контроль над собой, ей удалось выведать, что в своем письме Джордж Феррис намекнул о возможности места в парламенте для Эдмунда Батса и даже, вероятно, для самого дядюшки. Она давно знала о горячем желании дяди протолкнуть своего глупого послушного подопечного в парламент, где его, конечно, можно было бы использовать в своих интересах. Сердце ее упало. Наживка была и впрямь хороша. Доведенная до панического ужаса чувством собственной беспомощности, она протестовала столь яростно, что разгневался в свою очередь дядя. Он ожидал, что она ухватится за это, с его точки зрения, в высшей степени приемлемое предложение, и в удивлении от ее отказа держал себя в руках хуже, чем обычно.

– Прекрасно, мисс, – заявил он. – Мы посмотрим, кто хозяин в этом доме. Отправляйся в свою комнату и не выходи оттуда.

– Хозяин, как же, – бросила она ему в ответ. – Вы вроде бы забываете, дядя, что это мой дом, и вы со своим семейством гостите здесь у меня. Вам должно быть стыдно злоупотреблять моим гостеприимством и так обращаться со мной. Я этого не потерплю, вы же просто шайка нахлебников… – она замолчала в ужасе от вырвавшихся у нее слов, но было поздно: они уже вылетели. Она опустила голову устыдившись при мысли о том, что бы сказал ее отец или благовоспитанная тетя Джулия по поводу такого нарушения хорошего тона.

Дядя не терял времени даром и тут же воспользовался своим преимуществом.

– Да уж, мисс, полагаю, вам следует опустить голову. А теперь отправляйтесь в свою комнату и не выходите, пока не опомнитесь. Ваши извинения будут приняты только вместе с вашим согласием, и это больше, чем вы заслуживаете при вашем дурном воспитании.

Онемев от унижения, она повернулась и вышла из комнаты. Но за дверью она приостановилась. Она проиграла один роббер, но значит ли это, что проиграла вообще? Если она сейчас послушно пойдет в свою комнату, это конец. Слишком часто она видела, как дядя одерживал верх над Эдмундом, если тот пытался в чем-то его ослушаться, и она не полагалась на собственное упорство в борьбе против него. Она огляделась. Дядя не пошел за нею, чтобы убедиться, что она подчинилась и пошла в свою комнату. Тем самым он, конечно, показывает, что не сомневается в своей победе. А парадная дверь приглашающе открыта. Сбежать. Сможет ли она? Посмеет ли? Она знала: сейчас или никогда. Бессознательно она разгладила складки своего костюма. Это и решило все: она была одета самым подходящим образом. Она доскачет до дома Фэвершемов и отдаст себя на милость генерала. Уж конечно, он не сможет отказать ей в том, чтобы хоть отправить к тете Джулии в Йоркшир.

Она поспешила вокруг дома к конюшням, избегая идти под окнами кабинета и слегка презирая себя за эту трусливую предосторожность. Если бы только у нее хватило смелости сказать дяде в лицо, что она уезжает! Она вдруг осознала, что впервые с пониманием думает об отъезде тети Джулии: дядя Гернинг обладает удивительно неприятной способностью заставлять других чувствовать себя виноватым.

Старый Томас, конюх, который учил верховой езде и ее, и ее братьев и который столько раз вытаскивал ее из кустов, что она предпочитала не помнить, сколько именно, с сомнением посмотрел на нее, когда она приказала вновь оседлать Звездного.