Клод Анэ - Майерлинг

Журналист в отчаянии воздел руки. После смерти либерального императора Германии противники Шепса в Вене, с которыми он столько лет боролся, перейдут в наступление. Шепс превосходно разбирался в искусстве политической игры, умел предвидеть едва уловимые последствия, взвешивать шансы в тонкой борьбе за влияние. Он в упор посмотрел на принца. На лице Рудольфа лежала печать усталости, оно было бледным, глаза запавшими. Шепс взволновался. А вдруг и его они потеряют? Тайный ход мысли заставил задать неожиданный вопрос, по видимости, лишенный прямой связи с новостями, только что рассказанными Рудольфом:

– Ваше Высочество хорошо себя чувствует?

Тон был настолько обеспокоенным, что принц не удержался от смеха.

– Гораздо лучше, чем наш бедный Фридрих, – сказал он, наливая рюмку порто. – У меня утомленный вид сегодня. Это естественно, ведь я устал. Могло ли быть иначе? Я ужинал у Захера с Филиппом Кобургским и Ойосом до трех часов ночи. Там были хорошенькие женщины, Шепс, да и токай был превосходен. Но уже в половине восьмого этот мучитель Лошек вытащил меня из постели. Я не выходил сегодня утром и работал как канцелярист. Только свежий воздух приведет меня в чувство. После обеда я еду на скачки.

– Ах, мой принц, как я беспокоюсь за вас! – проговорил Шепс, наклоняясь к нему.

У него был вид старой бонны, журящей обожаемого воспитанника.

В этот момент дверь салона неслышно отворилась и вошел Лошек с серебряным подносом в руках. Он подошел к своему господину и подал поднос, на котором лежало письмо. Как только Рудольф узнал почерк жены, его настроение мгновенно изменилось.

– Ты хорошо знаешь, Лошек, я не люблю, когда меня тревожат здесь, – сказал он ледяным тоном.

Лошек втянул голову в плечи:

– Принцесса приказала отнести это письмо тотчас же. Я боялся, что она может прийти сама.

Рудольф взял письмо и, извинившись перед Шепсом, прочел его. Отбросив записку в сторону, произнес:

– Ответа не будет. Скажи принцессе, что я увижу ее в половине второго, перед тем как идти на обед к императору.

Он продолжал говорить сухим тоном. Шепс удивился происшедшей с принцем перемене. Тот встал, его лицо напряглось, блестящие глаза приняли гневное выражение. По-видимому, он решил не сдерживаться перед ошеломленным журналистом и дал волю гневу.

– И это называется жизнью? Нет ни одной комнаты в этом дворце, где бы меня оставили в покое, ни одного уголка, где можно хоть час побыть в одиночестве. Моя жена, черт бы ее побрал… не дает мне свободно вздохнуть!

Впервые принц говорил в подобном тоне о принцессе в присутствии Шепса. Самой тягостной из всех обязанностей принца была необходимость всегда скрывать свои чувства. Постоянный контроль над собой изматывал. Следовало даже в гневе знать допустимые пределы, следить за каждым жестом и словом. Рудольф почувствовал, что перед Шепсом он может не сдерживаться. Он имел случай убедиться, что тот умеет хранить тайну. Кроме того, журналист не имел контактов ни с кем из хофбургского круга. Ничего из того, что он услышит, не дойдет до аристократических ушей. И принц выговорился с облегчением и радостью, которые испытывает долго сдерживавший себя человек, дав наконец волю чувствам.

Столь откровенная вспышка гнева застала Шепса врасплох. Вне игры мысли он чувствовал себя неуверенно. Он не добивался этих откровений и не знал, как себя вести. Принц, придя в себя, наверняка будет недоволен, что кто-то узнал подробности его частной жизни. Их дружба, такая ценная, такая полезная, может дать трещину. Но как ни велико было замешательство Шепса, ему не оставалось ничего другого, как молчать. Он сжался в углу дивана и сразу как будто уменьшился.

Принц рассказывал о сценах ревности, которые устраивала ему жена.

– Это кончится скандалом, его не избежать…

Он нервно прохаживался взад и вперед.

– Скандалом?! – воскликнул Шепс в ужасе.

– Вот именно, скандалом. Она не удовольствуется меньшим. Даже в этом письме она угрожает бросить меня и вернуться в Брюссель.

– Но это невозможно, – убежденно сказал Шепс. – Мой принц, это невозможно!.. В вашем положении…

Последние слова произвели неожиданный эффект. Принц остановился, по его лицу прошла тень улыбки.

– А вот это любопытно, мой дорогой Шепс. Вы употребляете именно те слова, что и главный настоятель школ иезуитов.

– Иезуитов?.. – изумился Шепс. – Сознаюсь, мой принц, что я не понимаю…

– Он приходил вчера, – подтвердил Рудольф, предвкушая эффект, который должны были произвести его слова, и хитро глядя на Шепса.