Тереза Ромейн - Мое сокровище

– Но с чего вы взяли, что счастливая парочка еще не миновала эту гостиницу? Если бы вы обогнали их на дороге, вы бы их наверняка заметили.

Слуга переступил с ноги на ногу и снова поправил на голове парик.

– Да вы сядьте, – предложил Джилс. – Вот сюда, к огню. Вы, должно быть, продрогли. – И он покосился на отца, как бы говоря: видишь, не такое уж я чудовище.

– Благодарю вас, сэр, но я не могу сесть. Это недопустимо. – Графский посланник мотнул головой, отчего его парик снова сполз набок. – Я полагаю, их карета где-то сломалась, поскольку следы колес исчезли с дороги. И я уже не мог определить, куда они направились.

– Отчего же? – удивился Ричард. – Карета ведь большая и тяжелая. Когда она катится, она приминает траву, сдвигает камни…

– Думаю, подобные детали нелегко разглядеть в такой ливень, – заметил Джилс. Почти все дороги в этой стране были старые, с весьма глубокой колеей. Излишняя влага быстро превращала их в месиво, а дождь вперемешку с мокрым снегом не прекращался уже третий день. Так что сбежавшая из Лондона парочка, возможно, как раз сейчас подъезжала к Йорку. – И вообще, они могут остановиться на другом постоялом дворе, – продолжал Джилс. – Могут даже поехать по другой дороге, так что…

– Маловероятно, – перебил Резерфорд-старший. – Ведь здесь – кратчайший путь из Лондона в Шотландию. И если они не захотят останавливаться, то мы их заставим. Более того, если понадобится, мы будем останавливать каждую проезжающую карету. Это будет настоящее…

– Настоящее приключение, – с усмешкой подсказал Джилс. Он с удовольствием придушил бы того человека, который придумал это ужасное слово. Для его отца, Ричарда Резерфорда, практически все становилось приключением – даже долгая езда по размытым дождями дорогам, а также совершенно безумный план по созданию в Лондоне ювелирной фирмы, которая могла бы конкурировать с известной компанией «Ранделл и Бридж».

– Замечательно! – кивнул Джилс. – Просто великолепно! Совершенно безукоризненный план. А теперь скажите мне, мистер в парике, почему ваш граф настроен против замужества своей дочери? Ведь обычно именно этого аристократы и хотят – выдать своих дочек замуж, разве не так?

На усталом лице слуги промелькнуло нечто вроде изумления.

– Подобный вопрос, сэр, лучше всего задать его светлости, – ответил он. Вероятно, этот человек внезапно что-то осознал. Возможно – тот факт, что за небольшую в общем-то плату он и сам готов был помчаться черт знает куда, непонятно зачем и с ничтожнейшими шансами на успех. Возможно, этот слуга тоже предпочел бы сбежать, нежели оставаться на прежнем месте.

И тут Джилс, как ни странно, проникся сочувствием к этому человеку, проделавшему столь долгий путь верхом; тот, не жалея себя, мчался во весь опор под дождем и снегом.

– Мы поможем вам, – сказал он, решительно кивнув. Но сделают они это не ради взбалмошной юной аристократки, а ради ее измотанного слуги.

– Да, конечно, поможем, – подтвердил отец.

Джилс знал, что для того вопрос об этом даже не стоял; если кто-то просил о помощи, Резерфорд-старший всегда был готов сделать все, что в его силах.

Снова взявшись за кувшин, Джилс проговорил:

– Снимай свой парик, приятель, и присаживайся. Выпей с нами кофе, пока не подъехал твой хозяин. Я понаблюдаю за дорогой.

Леди Одрина Брэдли, самая младшая из пяти дочерей графа Аллингема, нередко мечтала о бегстве в Шотландию. Однако то, что происходило сейчас, не очень-то соответствовало ее мечтаниям – ведь в них просто не мог присутствовать Дэвид Ллуэлин. Но, увы, именно его костлявая физиономия возникла перед ней в данный момент.

– Очнулась наконец-то, – проговорил он, глядя на нее сверху вниз. – Что ж, отлично. А я уж думал, что ты проспишь до самой границы…

Кроме того, в мечтах не могло быть пульсирующей головной боли, неизменно усиливавшейся на всех ухабах и рытвинах, а также горьковатого тошнотворного привкуса опийной настойки во рту.

С трудом сдерживая стон, Одрина приподнялась и села. Чуть приоткрыв глаза, она осмотрелась. По крыше и по стеклам барабанил дождь, внутри кареты горели лампы, а снаружи было темно. И она по-прежнему лежала на темно-зеленых бархатных подушках.

– Ты негодяй, Ллуэлин, – произнесла она, едва шевеля пересохшими губами. – Если уж берешься похищать девушку, используй собственную карету, а не мамочкину.

Ллуэлин откинулся на спинку противоположного сиденья. Его губы скривились в ухмылке.