– Мадам де Мадельмон думает, что я – лекарство от ее скуки. Однако она – лекарство не для меня. – Он в задумчивости нахмурил брови. – Но война… – Кровь быстрее зациркулировала в нем в предвкушении возвращения к битвам. – Война с Австрией будет неизбежна, как только доверенное лицо короля подпишет союз с Фридрихом и Пруссией.
Виньи, казалось, был захвачен врасплох страстью, зазвучавшей в голосе графа.
– Но, месье, вы бы, конечно, предпочли более нежное очарование. Я слышал, что мадам Фашо и ее сестра – они близнецы, месье! – спрашивали о вас.
– Новизна больше не прельщает меня. – Ахилл откинулся на спинку дивана, улыбка воспоминания тронула его губы. Он почувствовал эфес своей шпаги в руке. – Французская армия, без сомнения, двинется маршем на северо-восток через Баварию на встречу с Фридрихом в…
Шум в зале прервал его. Жена хозяина замка, мадам Дюпейре, старалась провести молодую женщину, одетую в дорожный плащ, через группу галдевших придворных, которые наперебой предлагали ей свои услуги. Хозяйка отогнала их прочь и продолжила движение в сторону Ахилла. Когда женщины оказались рядом, Ахилл увидел, что капюшон вновь прибывшей отброшен назад и открывает ненапудренные золотисто-каштановые волосы, обрамляющие интригующе необычное лицо с благородными чертами.
Равнодушные зеленые глаза молодой женщины скользнули по двоим мужчинам, сидевшим на диване у окна, нерешительно замерли, потом вернулись к Ахиллу. Время, казалось, на мгновение остановилось, и Ахилл увидел ошеломление, неверие и ненависть, направленные именно на него, потом зеленые глаза вновь стали равнодушными.
Ахилл почувствовал жар, словно он открыл заслонку горячей печки, а язык пламени вырвался наружу и обжег его. Мало кто смотрел на него с такой ненавистью или с полным отсутствием страха.
Не говоря ни слова, лишь одарив его очень холодным кивком приветствия, мадам Дюпейре и молодая женщина продолжили свой путь через залу. Ахилл стоял, окаменев.
– Месье! – раздался протестующий голос Виньи. – Вы говорили о Фридрихе.
– Черт с ним, с Фридрихом, – ответил Ахилл и пошел прочь.
Элеонора, графиня Баттяни, позволила своей тетке по матери провести себя через лабиринты залов и лестниц в апартаменты, где будет пребывать. Она не обратила внимания ни на облака из херувимов, резвящихся на потолке над нею, ни на богатую позолоту на искусно заштукатуренных стенах, когда проходила мимо. Из открытой двери лилась мелодия дуэта нежной флейты и клавикордов, но Элеонора слышала лишь удары своего сердца.
Неужели она ожидала увидеть чудовище с раздвоенными копытами? Или двуглавого монстра? По правде говоря, он не был ни монстром, ни зверем, а ангелом – черным и падшим ангелом с темными глазами, такими же обольстительными, как у Люцифера, когда тот соблазнял Еву яблоком.
До Элеоноры дошло, что хозяйка о чем-то ее спрашивает.
– Извините, мадам, – сказала она, потирая виски. – Вы что-то сказали?
– Моя милая бедняжка, думаю, ты устала с дороги, – ответила мадам Дюпейре с сочувственным хмыканьем и одновременным кивком лакею, чтобы тот открыл дверь. – Ты проделала такой длинный путь из Венгрии. И, должно быть, неслась из Прессбурга. – Плавным движением руки она пригласила Элеонору пройти через дверь в роскошную гостиную.
Элеонора повернулась и изобразила соответствующее замешательство восторга от красоты комнаты, по-прежнему ничего не замечая. Ничего, кроме темно-карих глаз, бросавших из угла взгляды, полные дерзости, позволявшей ему ходить без парика и ненапудренным. Сын дьявола, конечно, походил на своего отца.
Элеонора отогнала образ, заполнивший ее разум.
– Прессбург? Нет, я… я приехала из Вены. У моего погибшего мужа и у меня был, то есть у меня там дом.
– Граф Баттяни служил в армии, так ведь?
– Да, мадам, – ответила Элеонора.
– Зови меня тетушка Женевьева, моя дорогая. Так будет лучше для нас обеих. – Тяжело потерять мужа в такой ужасной битве, к тому же против этих мерзких варваров – турок.
Элеонора опустила глаза.
– Я невысокого мнения о турках. – В ее голосе зазвучал металл. – Мы, венгры, боролись с ними сто пятьдесят лет. Войны, оккупация страны, похищение людей, насилие – но теперь они разбиты. Навсегда. И они получили то, что заслужили, все – до последнего человека.
– Д-да, моя дорогая, – произнесла тетя Женевьева с сомнением. – Всегда большое горе, когда такая юная женщина теряет мужа. – Глухой стук чемодана в спальне возвестил о прибытии багажа Элеоноры, и Женевьева с облегчением широко улыбнулась. – Твои платья – истинное лекарство от такого грустного разговора!
Читать дальше