Элейн дико оглянулась. Она торопливо подошла к противоположной стороне комнаты, качаясь из стороны в сторону, как неваляшка.
Большая черная Библия, лежащая в центре эбенового стола, была не подписана, такая же пустая и безличная, как и Библии в гостиничных отелях. В верхнем ящике стола находились баночки с чернилами и то, что Элейн классифицировала, как предшественницу современной перьевой ручки. Это приспособление представляло собой наконечник, чуть потолще стальной иглы, вмонтированный в коническую деревянную ручку, подобную тем, что используются в кистях для художников. Там же лежала кипа чистой бумаги, которой Элейн немедленно присвоила статус «туалетная».
Она открыла второй ящик стола и почти засмеялась с триумфом. Затем вынула стопку бумаги и быстро пролистала ее. И практически закричала от ужаса.
Это были тщательные копии, строфа за строфой, почти всех книг Библии Ветхого Завета: Книги Даниила, Книги Исаии, Иеремии, Иезекииля. Почерк был везде одинаковый - мелкий и неуклюжий, резко наклоненный влево.
Элейн аккуратно положила назад исписанные листы и открыла нижний ящик. Он был до отказа забит бесконечными листами, исписанными тем же подчерком - подчерком Морриган. Работа, которая делалась месяцами, возможно, годами. День за днем Морриган старательно переписывала Библию.
Элейн взяла себя в руки, борясь с подступающей к горлу истерикой. Она немедленно представила себе бледное, тонкое лицо Морриган с полными красными губами и темными затравленными глазами, которые разглядывала ранее в глубинах зеркала. Сколько же ей было лет? Восемнадцать? Девятнадцать? Даже у зрелой, тридцатидевятилетней Элейн были свои тайны, укромные местечки, где она прятала вещи, не предназначенные для чужих глаз. Где все те письма, книги, хоть что-нибудь, что бы дало ей ключ к разгадке, кто такая Морриган: англичанка или шотландка, - где это может быть, черт возьми?
Она встала, зацепившись, как слепая, за стол, на котором стоял канделябр со свечами, выглядевшими так, будто их никогда не зажигали.
- И что, скажи-ка, пожалуйста, ради Бога, что ты делаешь?
Сердце Элейн стукнулось о ребра корсета. Она повернулась к двери, схватившись за столик, чтобы удержать равновесие. Канделябр опасно покачнулся, находясь тревожно близко от края.
Хэтти держала серебряный поднос, на котором до этого приносила завтрак. Позади нее Элейн разглядела темный коридор - очевидное доказательство того, что жизнь не ограничивалась четырьмя стенами ее спальни.
В мутных глазах старухи загорелся огонек подозрения.
- Я говорила тебе, чтобы ты писала. Переписывала Божьи слова, чтобы уберечься от дьявола.
Хэтти закрыла дверь.
- Ты была плохой девочкой, но старая Хэтти поможет тебе. Иди и преклони колени в молитве перед Господом. Я не позволю дьяволу забрать твою душу.
Элейн прохромала к нужному месту и опустилась на колени. Тусклое распятие взирало на ее неуклюжие телодвижения.
Господи…
Ни одна молитва не приходила на ум. Элейн облизала губы.
- Молись, девочка, разве я не сказала тебе молиться?
Хэтти поставила поднос на стол и черно-белым вихрем закружила вокруг Элейн. Голову отдернули назад, подбородок оказался зафиксирован на уровне костлявой белой груди.
- Ты - девочка старой Хэтти. - Элейн старалась не двигаться, чтобы лишний раз не колыхать дурной запах изо рта, сконцентрировавшись вместо этого на куске вяленого мяса, прилипшему к испачканному переднику старухи. - Старая Хэтти не позволит тебе погубить себя.
Элейн резко отпустили.
- Сейчас же склони свою голову и закрой глаза.
Темнота.
Холод.
Элейн вздрогнула.
Без предупреждения горячая жидкость полилась на губы и подбородок. Она отдернулась назад, машинально раскрыв глаза.
- Нет, малышка, закрой глаза. Молитва - вот что тебе нужно, и это то, что ты сделаешь. Теперь открой рот. Я не уйду до тех пор, пока дьявол не покинет твое тело. Завтра ты снова будешь девочкой Хэтти. Я не дам лорду забрать тебя.
Завтра.
Удивительная надежда выросла внутри Элейн.
Она закрыла глаза и открыла рот.
Завтрашним утром она проснется на выглаженных простынях. Она и Мэтью будут жевать круассаны от фирмы «Сара Ли» и пить крепкий, горячий кофе. Они заскочат в автобус и будут толкаться в утренней давке.
Обжигающий суп полился в рот, Элейн автоматически сглотнула.
Мэтью выйдет на Мичиган-авеню, Элейн - на Рэндольф, где так трудно переходить улицу перед спешащими автомобилями.
Читать дальше