Кэтрин Кинкэйд: В поисках любви

– Хотелось бы мне, чтобы все обстояло так просто, Сантамани! Но англичанка не верит мне, когда я признаюсь ей в любви. Она считает, что я стремлюсь завладеть ее землей. Вначале я действительно только этого и хотел. Я лгал ей, обижал ее, даже уничтожил документ, подтверждавший ее право на землю, чтобы она не чинила мне препятствий. Я не говорил ей, что Уайлдвуд представляет собой самую ценную часть моих владений; она сама это выяснила.

– Понимаю… Ты слишком глубоко загнал кинжал ей в сердце. Как же мы немилосердны друг к другу, как много зла причиняем один другому! Не поступай с ней так, как поступил со мной, Сикандер. Не допускай, чтобы прошли годы, прежде чем ты откроешь ей душу. Скажи ей о своих чувствах. Вымоли у нее прощение…

– Этого мало, Сантамани. Так мне до нее не достучаться.

– Тогда думай, племянник, ищи правильный путь. Ты знаешь ее гораздо лучше, чем я. Здесь я не могу выступить для тебя советчицей.

– Я давно ломаю над этим голову, но никак не придумаю, как быть. У меня уже раскалывается голова!

– Голова у тебя раскалывается от ушиба. Если ты не будешь отдыхать, то никогда не выздоровеешь. А теперь я должна тебя покинуть, Сикандер. Я и так отняла у тебя слишком много времени. Завтра ты должен будешь принять махараджу и набобзаду. Они оба испытывают к тебе дружеские чувства – иначе не приехали бы сюда.

– Им тоже подавай Уайлдвуд. Что касается набобзады, он тоже предлагал мисс Уайтфилд продать землю. Если ему не удастся получить землю, он потребует высокий процент от прибыли, которую имеет ее владелец, кем бы он ни был.

– Он еще слишком молод, чтобы быть настолько алчным.

– Зато этого не скажешь о его советниках.

– Значит, тебе придется подумать и о том, как его укротить. Я верю в твой ум.

С этими словами Сантамани оставила племянника наедине с унылыми мыслями. Как же ему убедить Эмму в своей любви, в желании жениться на ней ради нее самой, а не ради ее земли? Способ достичь этого наверняка существовал, но он никак не мог до него додуматься.

Он не мог себе позволить лишиться ее, как лишился много лет назад Сантамани, не найдя пути к ее сердцу и разуму и не захотев быть с ней до конца откровенным. Тогда, много лет назад, он не приложил для достижения цели достаточных усилий, а просто смирился с мыслью, что ничего не сможет объяснить Сантамани. Но лишиться Эммы было бы слишком непростительно. Она стала для него дороже всего в жизни, потеснив в его сердце даже Парадайз-Вью и детей. Майкл и Виктория рано или поздно покинут его, зажив самостоятельно. А с Эммой он надеялся провести всю жизнь до глубокой старости. Без нее его жизнь теряла смысл. Зачем ему богатство, если он будет обречен на муки одиночества? Но как добиться ее доверия?

Было раннее утро. Эмма находилась в детской, где вместе с айей составляла расписание занятий, когда услышала шум. Наказав Майклу и Виктории никуда не отлучаться, она поспешно вышла из комнаты. На лестнице ей встретилась Сантамани; потом появился Сикандер в сопровождении махараджи, набобзады, Сакарама и еще нескольких слуг.

– Это один из моих людей! – крикнул махараджа, устремляясь вниз по ступенькам. – Он доложит о результатах расследования происшествия со слоном.

Полдюжины мужчин, ждавших своего господина у лестницы, склонились в низком поклоне, а один повалился к ногам махараджи. Этот человек был до смерти напуган, окружавшие его люди то и дело злобно пинали его ногами. Эмма поняла, что ей предстоит зрелище еще одной ужасной сцены расправы. Слава Богу, что она приказала детям не выходить из комнаты.

До Эммы доносились возбужденные голоса, но она сама была слишком взволнована, чтобы разобрать смысл.

– Сакарам! – позвала она. – В чем там дело?

– Сейчас я вам все расскажу, мэм-саиб… Тот, что простерся на полу, – шикари, то есть охотник, часто бывающий на охоте вместе с набобзадой Бхопала. Все твердят, что это он выстрелил в слона. Он уже сознался в своем преступлении.

– Значит, настоящий виновник несчастья – сам набобзада? Мальчишка, испорченный ребенок – организатор заговора?

Эмма посмотрела на набобзаду. То же самое сделали все остальные. Однако набобзада был ошеломлен не меньше других.

– Я ничего не знал! Говорю вам, я не знал! Спросите его! Спросите у моего шикари, знал ли я что-нибудь.

– Я сам его спрошу, – вызвался Сикандер и перешел на местное наречие. Между ним и шикари завязался оживленный разговор.

– Сакарам! – взмолилась Эмма.