Лора Бекитт - Сердце в пустыне

– Прости меня! Прости за все, что тебе пришлось пережить по моей вине!

Молодая женщина, опустила на его голову свою легкую руку и ответила:

– Прощаю, Амир! Во имя твоей матери, которая спасла жизнь моему сыну ценой своей.

Голос Зюлейки звучал проникновенно и искренне.

– Ты слышала ее признание? – прошептал Амир.

– Да. Об этом никто никогда не узнает.

Амир поднял голову и посмотрел ей в глаза. Потом перевел взгляд на Ясина. Он хотел что-то сказать, но мальчик вздрогнул, нахмурился и крепче сжал руку матери. Тогда Амир поднялся на ноги и молча побрел назад, ведя в поводу коня, который вез печальную ношу. Зюлейка проводила его взглядом и вошла во двор дома, который покинула десять лет назад.

Здесь ничего не изменилось, а что… изменилось в ней? День за днем она продолжала верить в то, что любовь приносит счастье, но это чувство, казавшееся таким светлым и неповторимым, приводило к горю, печали, разочарованиям, смерти. И все же Зюлейка могла гордиться тем, что никогда не предавала свое сердце.

– Сейчас я познакомлю тебя с родственниками, – сказала она Ясину, и в ее тоне зазвучали успокаивающие, ласковые нотки.

В последние годы Ясин сполна ощутил любовь близких людей и изведал безмятежную радость жизни! Она должна сделать так, чтобы его душа не пострадала.

К счастью, Касим, его подросшие дети и даже Надия приняли Зюлейку как дорогую гостью. Она сказала, что поживет у них несколько дней, и ее тотчас окружили вниманием и заботой. Теперь, когда Зюлейка была замужем за богатым багдадцем, родственные отношения с ней могли принести немалую пользу.

Надия с завистью разглядывала одежду молодой женщины. Она пыталась разговорить племянницу, но Зюлейка не отвечала на вопросы. Сказала только, что муж в отъезде и она воспользовалась моментом, чтобы навестить дядю и его семью Касим сокрушался по поводу дальнейшей торговли и судьбы своего имущества, намекая на то, что Зюлейка и ее муж могли бы взять его семью под свое покровительство.

Тем временем Амир подошел к дому, в котором прошли его детство и юность. Он внес мертвую Зухру туда, где она была счастлива и несчастна, где погубила многих людей. Амир решил не рассказывать Алиму о том, в чем призналась мать. Зюлейка права. Будет лучше, если об этом никто не узнает.

В гареме было тихо. Узорчатые тени ложились на белые стены, поток солнечных лучей разукрасил пестрые ковры янтарными пятнами, похожими на рассыпанные динары.

В комнате Зухры пахло духами, здесь были разложены ее вещи. Амир осторожно опустил мать на кровать и долго стоял в горестном оцепенении, будто прислушиваясь к голосу и шагам, которые никогда не прозвучат. Она была капризной, властной, жестокой, но она его любила, любила, как никто другой.

Зюлейка сказала, что Зухра спасла жизнь Ясина, и Амиру хотелось думать, что этим поступком она искупила вину. Что должен сделать он, чтобы искупить свою? Зюлейка его простила. Простит ли Джамиля?

Амир не знал, где она, и решил поискать в саду. Попадавшиеся навстречу служанки боязливо кланялись, а потом разбегались кто куда.

Молодой человек не ошибся. Джамиля стояла возле беседки и смотрела на него во все глаза. Девушка показалась Амиру такой же красивой и юной, как и десять лет назад, когда ему было двадцать, а ей шел восемнадцатый год.

Он сбросил плащ и опустился на колени. Не так, как перед Зюлейкой: Амир обвил руками стан Джамили и приник к ней с такой силой, что она едва не упала.

– Я вернулся. Пожалуйста, если сможешь, прости меня за мои грехи!

– Я знаю, – дрожащим голосом произнесла девушка, – Зюлейка мне рассказала.

– История с Зюлейкой – лишь малая часть того, что я натворил. И это не самое худшее. В этом случае я, по крайней мере, дал жизнь ребенку. А потом – только отнимал. Я грабил и убивал на дорогах! Год провел в мервской тюрьме – закованный в цепи, похожий на дикаря, полубезумный, страшный, грязный, – сделал паузу. – Сейчас я приехал затем, чтобы завоевать Багдад. И если получится – твое сердце.

– Мое сердце не нужно завоевывать, Амир: оно принадлежит тебе.

Он поднял глаза и встретился с ее взглядом – светлым, мечтательным, всепрощающим. Стоило Джамиле увидеть любимого, как недавние переживания растаяли, будто лед под лучами жаркого солнца, и самые страшные признания утратили значение.

– Тебя не пугает, что на моих руках кровь? – спросил он и показал ей ладони.

Джамиля положила на них свои – теплые, чистые, нежные, и этот жест означал больше, чем любые слова.