Кэндис Проктор - Перед рассветом

— А ты как думаешь? По-твоему, я что, глупая? Или это потому, что я наполовину полинезийка и мне всего лишь двенадцать лет?

Джек вздохнул. Похоже, он всю жизнь так и будет говорить женщинам что-то не то…

— Значит, понимаешь, что я должен ехать, что у меня нет выбора?

— Да.

— И что я вернусь, как только смогу?

Юлани моргнула.

— Нет.

По крайней мере она ответила честно. Джек оглядел лагуну: в ярком свете утра она сверкала, словно изумруд, оправленный в слоновую кость.

— Думаю, у тебя не так много причин доверять мне, — сказал он, и голос его прозвучал не слишком весело. — Но я все равно вернусь… Если меня не повесят.

Внезапно Юлани взглянула на него потемневшими глазами.

— Может быть, ты захочешь взять это. — Она протянула ему какой-то предмет.

Джек с недоумением уставился на покрытый песком сверток. Его растерянность была столь велика, что он не сразу понял, о чем идет речь, а когда понял, его дыхание на мгновение прервалось.

Перед ним были карты и журналы «Леди Джулианы».

* * *

Низкие ветки деревьев били Индию по лицу, секли по ногам, но она все продолжала бежать. Когда дорога пошла вверх, дыхание се участилось, и чтобы устоять на ногах, она стала хвататься за изогнутые корни деревьев и скальные выступы. Ботинки ее утопали в вязкой плодородной почве, она была измучена, но все же изо всех сил пыталась в последний раз увидеть корабль, который увозил от нее Джека Райдера.

Взобравшись наконец на отвесный травянистый склон, Индия почувствовала прохладное, невыразимо приятное дуновение пассата на своем мокром от пота лице. Далеко в море ветер играл с белыми барашками волн и наполнял своим дыханием белые паруса «Барракуды», покидавшей порт.

Шаги Индии замедлились, стали неровными, на самом краю склона она остановилась, тяжело и часто дыша, и пригладила рукой растрепанные ветром волосы.

Сердце ее, казалось, было готово вырваться из груди, в голове проносились ужасные, непереносимые видения. Она может больше никогда не увидеть Джека, если ему не удастся очистить свое имя от обвинений и получить свободу. А может случиться так, что, став свободным, он отвернется от нее, потому что, когда он больше всего нуждался в ней, все ее старые, удушающие страхи завладели ею и она не смогла оказать ему поддержку, которую он так искал.

Грудь Индии болела, словно огромная взрывная волна разорвала ее сердце пополам, а все тело разбилось вдребезги и истекло кровью. Внезапно с жуткой ясностью она поняла, что совершила ужасную ошибку, позволив страху перед неизведанным отнять у нее то, что было ей больше всего на свете нужно. Ей нужен был он, и она знала об этом с первой же минуты, с того самого момента, когда увидела его стоящим на конце причала.

Она боролась, отрицала, пыталась бежать, но то, что произошло между ними потом, захлестнуло ее. За последние недели они вместе смотрели в лицо опасности, познали и страх, и радость, и горечь поражения. Теперь Индия знала, что может доверить ему свою жизнь, свое сердце и свою душу, но она еще не научилась доверять самой себе.

Там, далеко в море, пассаты дули все сильнее, и вскоре корвет превратился в едва заметную точку на горизонте, а затем и вовсе скрылся из виду, но Индия по-прежнему стояла на краю скалы, под тропическим солнцем, которое нещадно припекало ее непокрытую голову, и ее сердце все больше сдавливал тяжелый груз печали и сожаления.

Он пришел к ней ранним утром, когда манговые деревья были в цвету, а невероятно голубое море ласково вздымалось вдалеке.

Вместе с Пату и Юлани Индия побывала на одном из Маркизских островов, где они исследовали каменные статуи и записывали истории из местного фольклора. Они провели на острове уже неделю, когда она обнаружила еще одну группу необычных фигур на вершине холма над глубоким темно-синим заливом, где стоял на якоре «Морской ястреб». Пату спас его из водной могилы и теперь с любовью ремонтировал и заново оснащал.

Индия зарисовывала статую гигантской черепахи, удерживая на боку свою тетрадь. Лоб ее пересекла морщинка: она изо всех сил пыталась верно передать пропорции, когда краем глаза вдруг заметила какое-то движение у подножия холма. Замерев, Индия приподняла голову, карандаш замер в ее руке. Сколько раз за прошедшие месяцы ей уже доводилось повторять одно и то же движение, напряженно вглядываясь вдаль, ожидая, надеясь! Вот и сейчас она не позволяла себе верить в то, что это он, но сердце ее вырывалось из груди, она едва могла вздохнуть от переполнявших ее чувств.