Пьер Лоти - Женитьба Лоти

Рараху тогда по этикету, положенному фрейлинам, остригла свои чудные черные волосы и обрилась наголо.

Королеве это понравилось, но любовник устроил страшный скандал. Она воспользовалась предлогом уйти от него, так как не любила своего офицера.

Мне нечем вас порадовать, дорогой Лоти. Рараху не вернулась к подруге в деревню. Она осталась в Папеэте и ведет, по моим сведениям, беспутную жизнь…

ПРИМЕЧАНИЕ ПЛАМКЕТТА

С этого времени в дневниках Лоти все реже и реже поминается Полинезия, сохранившаяся в глубине его души; образ Рараху отдаляется, тускнеет…

Приведенные ниже отрывки попадаются среди путаных, весьма эксцентричных приключений, случившихся в разных краях света, особенно в Африке и позже в Италии.

ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКА ЛОТИ

Сьерра-Леоне, март 1875

О подружка моя возлюбленная, встретимся ли мы с тобой на блаженном нашем острове, сядем ли рядышком на вечернем коралловом пляже?!

Бобдиара (Сенегамбия [96] Сенегамбия – общее название бывших французских, британских и португальских владений, расположенных между рекой Сенегал и Гвинеей. ), октябрь 1875

ТАМ сейчас сезон больших дождей, вся земля покрыта цветочками, похожими на наши английские подснежники; мох промок насквозь, в джунглях огромные лужи…

Здесь закатное солнце освещает зловещим, кроваво-пепельным светом пески пустыни. А ТАМ сейчас три часа ночи: темно, тупапаху бродят в джунглях…

Прошло два года, а я продолжаю любить эту землю ничуть не меньше, чем в первые дни. Столько впечатлений уже потускнело, а память о ней не умирает, как о Брайтбери, как об отчизне…

Мой домик в зелени огромных деревьев и пленительная таитяночка моя!.. Боже, неужели никогда я их не увижу, никогда не услышу вечером под приморскими пальмами печальных напевов виво?

Саутгемптон, март 1876

Таити, Бора-Бора, Океания… Боже мой, как все это далеко!

Вернусь ли я туда, да и что там найду, кроме горького разочарования и пронзительной тоски о былом? Я плачу при мысли об утраченной очарованности юных лет – очарованности, которую никакая сила не вернет; все это невозможно выразить на бумаге – слова слишком бедны и тусклы…

Ах, где же она, таитянская жизнь: праздники у королевы, хоры химене при лунном свете?.. Рараху, Ариитеа, Таимаха – где они все?

Где та страшная незабываемая ночь на Моореа? Все прежние грезы и переживания, где они? А названый братец Джон, с которым мы делились первыми впечатлениями юности – яркими, свежими, чистыми, – где?

Амбровый запах гардений… Шум буйного ветра над коралловым рифом; таинственные тени, хриплые ночные голоса – и вездесущий ветер, пронизывающий темноту… Где невыразимая прелесть этой зелени, свежесть первых любовных переживаний, взаимных радостей?..

Ах, с каким горьким наслаждением я вызываю в памяти все эта ощущения, поглощаемые жадным временем, когда что-нибудь вдруг напомнит о них: записка, засохший стебелек, пучок рева-рева, запах цветочного венка, рассыпающегося в прах от прикосновения, или звуки почта забытого языка – нежные и печальные…

Здесь, в Саутгемптоне, обычная для моряка жизнь: рестораны, кабачки, случайный ночлег, случайные приятели; зачем-то собираемся, как-то веселимся…

Я очень переменился за последние два года. Оглядываюсь назад – и не узнаю сам себя. Очертя голову бросился я в водоворот разгула. Зачем не спросясь дали мне жизнь? Смысл существования – неразрешимая загадка для меня! А значит…

Остров Мальта, 2 мая 1876

Около сорока офицеров флота ее величества собрались в кафе Ла-Валетте на Мальте.

Наша эскадра ненадолго зашла в этот порт по дороге на Ближний Восток; там только что зарезали французского и германского консулов – назревали серьезные события.

Среди офицеров был один, бывавший на Таити. Мы отошли в сторону поговорить.

– Кажется, вы поминали малышку Рараху с Бора-Бора? – подошел к нам лейтенант Бенсон; он был на Таити позже нас. – В последнее время она низко пала, но это необыкновенная девушка!

Лицо у нее было восковое, как у мертвого ребенка, а на голове всегда венок из свежих цветов. В конце концов она лишилась даже собственного жилья – так и бродила по улицам, а за нею тащился хромой кот с серьгами в ушах; она его очень любила. Кот повсюду ходил за ней и жалобно мяукал.

Частенько она ночевала у королевы. Та ее, несмотря ни на что, жалела и ласково с нею обходилась.

Матросы с «Морской ласточки» очень ее любили, хотя она исхудала как скелет. А она жаждала всех, кто хоть немного был недурен собой.