Евгений Маурин - Шах королеве. Пастушка королевского двора

Если порассудить, так приходится согласиться, что исследование трупа Генриетты не может почитаться бесспорным доказательством. Даже теперь, когда наука достигла в этом отношении грандиозных успехов, не всегда удается установить наличность отравы; что же и говорить про те времена, когда медицина еще обреталась в полном младенчестве и когда химия, без которой немыслимо точное исследование, только еще зарождалась? Таким образом, врачи легко могли ошибиться совершенно добросовестно. А ведь не забудем, что установить факт отравления было бы крайне невыгодно для политики короля Людовика. Достаточно было приступить к вскрытию не сразу, а дать трупу немного разложиться, и тогда уже все концы могли быть похоронены!

Таким образом, истинная причина смерти Генриетты осталась тайной. Но во всяком случае едва ли этой причиной была холера. Достаточно указать, что решительно никто из окружавших герцогиню не заболел этой болезнью – явление, довольно странное при заразительности холеры и полном пренебрежении и неведении санитарных и дезинфекционных мер в те времена!

Как бы там ни было, но внешность была соблюдена. Генриетту похоронили с блеском и помпой. Знаменитый проповедник Боссюэт произнес при отпевании одну из речей, уцелевших для потомства в качестве образца классического церковного красноречия. Пламенная, то скорбно-нежная, то громовержущая речь Боссюэта заставила многих плакать и всех потрясла. Генриетта была бы довольна, если бы могла слышать слова проповедника. Но еще более была бы она довольна, если бы могла из своего последнего земного пристанища услыхать песенку, которую распевали в то время по всему Парижу:

Да, Лавальер «склонялась к своему закату»! Но этого и следовало ожидать. Такова была участь большинства фавориток французского двора, а ведь Луиза лишь до тех пор выделялась из блестящей плеяды королевских возлюбленных всех веков, пока разыгрывала непривычную для нравов двора слащавую пастораль. Но кончились пасторали и все необычное, и в свои права вступило обычное. А обычное значило: недолгая страсть, пресыщение, забвение!

Свыше восьми лет продолжалась любовь короля к тихой и нежной Луизе. В течение этого времени она родила ему четырех детей, из которых выжили только двое: дочь Мария Анна и сын, получивший титул графа де Вермандуа. А к концу этого времени король стал скучать, стал все реже бывать у своей Луизы.

И вдруг наступила развязка!

В то время Франция вела нескончаемые войны. Однажды король, явно томившийся приевшейся ему жизнью среди вечных празднеств, объявил, что уезжает к армии.

Мрачные предчувствия овладели душой Луизы, и со слезами она заявила королю, что эта их разлука, наверное, будет вечной. Людовик смеялся над необоснованными страхами своей подруги, горячо ласкал ее, но Луиза невольно заметила, что разлука с ней не казалась ему уже такой невозможной и тяжелой, как раньше.

Прошло несколько времени. Король слал Луизе письма, полные уверений в любви и страстном томлении по ее ласкам, и Лавальер самой казались детскими ее недавние страхи. И вдруг пришла весть о большой победе, одержанной французскими войсками, и о том, что король намерен вернуться в скором времени обратно.

Королева решила устроить помпезную встречу супругу-победителю. Людовик был извещен, что Мария Тереза с блестящей свитой выезжает по тому направлению, по которому он должен был ехать в Париж. Торжественное свидание предполагалось устроить в Авени.

Узнав об этом, Луиза не могла удержаться от неловкого и даже прямо бестактного шага: она без всякого приглашения присоединилась к поезду королевы. Конечно, будучи возведена в сан герцогини и получив номинальное назначение на почетный пост в свите королевы, Луиза тем самым уже приобрела известные права. Но, ввиду ее особенного положения, было не совсем уместно на этих правах настаивать. К тому же, обыкновенно Луиза никогда не осуществляла этих прав и появлялась на официальных празднествах во дворце лишь каждый раз по настойчивому требованию Людовика. Поэтому самовольное присоединение к поезду королевы было встречено с враждебным недоумением.

Но Луиза ничего не замечала. Вся ее душа рвалась навстречу королю, и все мысли были полны одним желанием: как можно скорее увидеть своего Людовика.