Анастасия Дробина: Путеводная звезда

Илья не глядя сунул нож за голенище, медленно допил водку из стакана, опустил голову на руки. Долго сидел не шевелясь. Затем швырнул на стол полтинник, быстро встал, грохнув табуреткой, и, на ходу натягивая полушубок, вышел вон.

Ночную Живодерку засыпало снегом. Первый в этом году, он то переставал, то снова принимался валить тяжелыми хлопьями, облепил ветви деревьев, заставил склониться кусты сирени, выбелил улицу. Мутная луна изредка проглядывала сквозь тучи, на миг освещая молодой снег, и пряталась вновь. На воротах Большого дома сидела и уныло каркала ворона, на свой птичий лад проклиная вываливающееся из неба липкое крошево. Из-под калитки дома напротив выбрался Боська – рыжий пес семейства Смоляковых, нехотя гавкнул на ворону, и та, снявшись с ворот, исчезла в снежной пелене.

Старая керосиновая лампа коптила нещадно, и Настя погасила ее. Нашарив в темноте на подоконнике спички, запалила две свечи, отодвинула медный, весь изъеденный зеленью подсвечник на край стола. Шел уже третий час ночи, сыновья с женами и детьми давно спали в соседних комнатах, а Настя все никак не могла заставить себя лечь.

В полночь к ней неожиданно заявился Митро – весь в снегу, лохматый и злой как черт. С порога он объявил, что Настин любимый старший сын сегодня увез из мужнина дома Иринку и чем это теперь закончится – уму непостижимо. Настя всполошилась, кинулась будить младших сыновей, допытываться – кто сегодня последний видел Гришку, но и Ванька, и Петька, и Ефим лишь хлопали спросонья глазами да божились, что видели брата только утром, а после – нет. Растерянная, ничего не понимающая Настя попыталась хоть как-то успокоить Митро, но тот ничего не стал слушать, проворчал: «Яблочко от яблони…» и, не прощаясь, ушел домой. И сейчас Настя одна сидела за столом в старой кухне Макарьевны, смотрела на отражающиеся в оконном стекле язычки свечей и растерянно думала: что теперь будет? И что это взбрело Гришке в голову? И как она, родная мать, ни о чем не догадывалась? И как Иринка с выводком детей, беременная, решилась на такое? И давно ли они сговорились, и как умудрялись скрываться от всех, и что теперь скажут Картошки, и не дойдет ли до драки?

Ходики хрипло отбили три. Устав от тревожных мыслей, Настя встала, бережно открыла футляр с гитарой. Пробежавшись пальцами по ладам, она заиграла было «венгерку», но, когда дошла до любимой, мелодичной, состоящей из тоскующих переборов части, под окном вдруг заскрипел снег… коротко взвизгнула калитка… кто-то чуть слышно стукнул в окно… Настя, вздрогнув, опустила гитару. Стук повторился, шаги были слышны уже у крыльца. Настя встала, положила гитару на стол, сняла с крючка шаль. Устало подумала: «Ну, что еще-то, господи?» – и пошла открывать.

На крыльце стоял Илья. Забыв отпустить ручку двери, не замечая того, что в сени с улицы заносятся хлопья снега, Настя молча изумленно смотрела на него. Затем вполголоса сказала:

– Вот только тебя мне сейчас не хватало…

Муж молчал. Он почти не изменился за эти пять лет. Лишь лицо еще больше потемнело, осунулось, резче выступили скулы, глубокие морщины перерезали коричневый лоб, еще больше прибавилось седины в волосах. Глаза смотрели из-под сросшихся мохнатых бровей внимательно и настороженно. Рядом с ним стоял скуластый, взъерошенный подросток в огромном кожухе. Переводя взгляд с мальчишки на мужа, Настя растерянно вздохнула:

– Что ж на пороге-то стоять? Заходи…те.

Илья опустил взгляд, неловко шагнул через порог, протолкнув впереди себя Митьку.

Ему стоило больших трудов, вернувшись из трактира Парфеныча в табор, растолкать храпящего на весь шатер дитятю и заставить идти с собой на другой конец города. Но Илья малодушно посчитал, что, если он явится с мальчишкой, Настька по крайней мере не сразу его выгонит. Сейчас Митька замер у двери, не сводя с Насти глаз. Та улыбнулась, погладила его по спутанным волосам.

– Ты что на меня так смотришь? Чей ты, как зовут? Снимай кожух. Замерз, поди?

– Ничего, мы привычные, – солидно ответил Митька, с удовольствием выпутываясь из безразмерного кожуха и стуча по полу валенками. – Я из прохарей, Дмитрий Матвеевич.

– Есть будешь, Дмитрий Матвеевич? – без тени улыбки спросила Настя.

– Спасибо, нет. Вот ежели бы соснуть чуть-чуть, так и в рай не надо…

– Пойдем. Да не бойся, там мои сыновья спят. Положу тебя с младшими. – Настя взяла Митьку за руку, повела в комнаты, бросив через плечо Илье: – Ты раздевайся и садись.