Лидия Джойс: Порочные намерения

Она опустилась на колени Гримсторпа. Этот джентльмен схватил ее — машинально, судя по всему. Во всяком случае, лицо его выразило скорее удивление, чем намерение, — и он не дал ей упасть на пол. Медленно, неотвратимо ридикюль выпал из бесчувственных пальцев леди Гамильтон и скользнул на ковер. Ожерелье выскользнуло и легло сверкающей грудой рядом с начищенным башмаком лорда Олтуэйта.

Леди Джеймс негромко вскрикнула, а герцогиня Рашуорт крепко сжала свой веер. Молчание разлилось по гостиной, погружая ее в неясные ожидания. Томас попытался протолкнуться через всю комнату к матери. Леди Гамильтон медленно заморгала, устремив стеклянные глаза на поблескивающее ожерелье. Сидевший рядом лорд Олтуэйт издал какой-то сдавленный звук. Протянув дрожащую руку, он поднял ожерелье с ковра.

— Что же это такое? — сказал он, глядя на украшение с пьяной неуверенностью. — Где вы его взяли?

Леди Гамильтон, все еще распростертая на коленях Гримсторпа, ничего не ответила. Взгляд ее оставался совершенно пустым. Лорд Олтуэйт, кажется, этого не заметил.

— Постойте. Я его знаю, — продолжал он, словно разговаривая с самим собой. — Я, право же, знаю эту бездедушку… — Сомнение на его лице сменилось пониманием, и оно выразительно изменилось, став из красного белым, отчего по спине Томаса пробежал холодок. Она здесь! Она смеется надо мной! Эта сучка… — Олтуэйт отскочил, уронив ожерелье и окинув комнату диким взглядом.

Томас протянул руку и ловко поймал драгоценную вещицу, сунул ее в карман, убрав с глаз долой. Олтуэйт передернулся и устремился к двери, в слепом возбуждении пролетая мимо охваченных любопытством гостей. Томас подавил сильное желание броситься следом и спросить, что тот имел в виду. Он только поднял обмякшую леди Гамильтон с колен Гримсторпа и обнял ее. Обручи ее кринолина смешно торчали там, где его рука поддерживала ее, а дальше подол юбки резко падал вниз, скрывая икры старой дамы. Хотя бы толика приличий была сохранена. Она пошевелилась и слабо дернула его за фрак. С комком в горле Томас высвободил руку и подал ей ожерелье. Мать вздохнула и погрузилась в более естественный сон.

— Прошу прощения, — сказал он, поклонился чопорно леди Рашуорт и вышел из гостиной. Его сестры, словно очнувшись, порхнули следом.

В холле он усадил леди Гамильтон на ближайший стул. Рубины, висевшие в ее ушах, злобно подмигнули ему. Томас резко отвернулся от обмякшего тела матери, оставив ее на попечение своих сестер и горничной. Повернувшись к ближайшему лакею и придав своему лицу спокойное выражение, Томас велел вызвать к подъезду карету Гамильтонов.

Он сознавал, что за дверью гостиной уже поползли слухи, и это раздражало его. Впрочем, еще сильнее его раздражало то, что его семья оказалась в сети интриг.

Лорд Олтуэйт. Эсмеральда. Мать. Вся его семья. Как они связаны, кто стянул нити в один пучок? У Томаса появилось тошнотворное ощущение — от которого он даже покачнулся, — что он оказался в центре чьего-то заговора.

Ожерелье могло быть одной из тех драгоценных вещей, что ищет Олтуэйт. Но опять-таки, Олтуэйт не забрал его, а, увидев, скорее испугался, чем обрадовался. Быть может, Томас ищет связи, которых не существует, или неправильно связывает существующие. Эсмеральда — и кто бы за ней ни стоял — связывает все это воедино. Она была в его власти, а он ушел ни с чем, кроме ощущения, что это она манипулировала им, а не наоборот.

Хватит. Придется снова поговорить с ней, придется заставить ее рассказать, что все-таки происходит.

Томас вышел, охваченный таким нетерпением, что не стал дожидаться, когда лакей доложит ему, что его карета подана. Он с радостью услышал, как карета дребезжит по улице. И тут его внимание отвлекло какое-то быстрое движение, и он, повернувшись, увидел алую юбку, которая исчезла в наемном кебе прямо перед ступеньками особняка Рашуортов.

У него перехватило дыхание. Эсмеральда. Это, конечно, она. Томас сжал челюсти и, внезапно приняв решение, обратился к лакею, стоявшему у дверей.

— Вызовите кеб для моей матери, — коротко приказал он.

После чего спустился по ступеням вниз и, петляя между каретами, ждущими у подъезда, дошел до угла, где увидел свой экипаж. Вскочив в карету, он выглянул в окно и бросил изумленному кучеру:

— Поезжайте за этим экипажем. Мне все равно, куда он едет, — поезжайте за ним!

Он поймает эту женщину и заставит ее все объяснить, и, если будет необходимо, он заплатит за это.