Кэтрин Коултер - Магия страсти

— Розалинда прекрасна. Возможно, это обычный интерес мужчины к женщине.

— Сомневаюсь, что все так просто, особенно если речь идет о Николасе Вейле. Хотел бы я побольше узнать о нем.

— Если он охотник за приданым, значит, узнав, что Розалинда не богатая наследница, не станет больше ее преследовать.

— А ты считаешь, что ему нужна богатая наследница?

— Я слышала, что отец не оставил ему ничего, кроме титула и пришедшего в упадок поместья, и сделал это с определенной целью, но какой именно? Может, молодой человек залез в долги? Не знаю. Зато вижу, что в его характере неразрывно смешались гордость и надменность, не считаешь?

— Ты права, — рассмеялся Райдер. — Интересно, понял ли он, что в Лондоне только о нем и говорят?

— О да, конечно, полагаю, это его забавляет.

Никто не заметил, как пристально смотрит Розалинда вслед Николасу, который, не глядя по сторонам, исчез в дверях бального зала.

Он уже успел взять трость и шляпу у ливрейного лакея и дал шиллинг за труды, когда услышал чей-то смутно знакомый голос:

— Так-так, неужели это новый граф Маунтджой собственной персоной? Шестой, полагаю? Здравствуй, братец.

Кажется, он помнил этот голос еще с детства… но не сразу сообразил, что перед ним стоит его единокровный брат, Ричард Вейл, старший из троих. При виде молодого человека Николасу пришло в голову, что уж очень противно носить одно с ним имя.

Блестящие глаза Ричарда, такие же черные, как у него самого, сверкали… чем? Гневом? Нет, не просто гневом. Бессильной яростью. Ричард Вейл явно несчастлив.

Тем не менее Николас улыбнулся ему.

— Жаль, что память подвела тебя, да еще в столь молодые годы! Я седьмой граф Маунтджой и шестой виконт Ашборо.

— Черт бы тебя побрал! Ты не должен был стать ни тем, ни другим!

— А тебе, Ричард, давно пора повзрослеть.

Ричард задохнулся и судорожно сжал кулаки. Кинжал в живот? Вполне возможно.

Ричард был красив, почти так же хорошо, сложен, как Николас, и достаточно высок, чтобы смотреть на окружающих сверху вниз.

— Я уже мужчина. Мужчина, которым тебе никогда не стать. Меня принимают во всех благородных домах Лондона. В отличие от тебя. Тебе здесь не место. Возвращайся к своим дикарям. Я слышал, что ты прибыл из Китая. Ты ведь там жил, верно?

Николас только улыбнулся в ответ и обратил взор на молодого человека, появившегося рядом с Ричардом.

— Я узнал тебя. Ты Ланселот, верно? — Светловолосый невысокий и бледный, с красивыми узкими ладонями и длинными пальцами — типичный образ хрупкого поэта. Что думал их отец о смазливом сыне, точной копии своей матери Миранды?

Маленький, четко очерченный рот капризно искривился.

— Все знают, что меня зовут Ланс.

— Значит, не рыцарь? — насмешливо протянул Николас.

— Не стоит так глупо шутить, сэр. Мне неприятно.

Николас поднял темную бровь:

— Я? Ну что ты! Я и не решился бы на такую дерзость. В конце концов, мы родственники.

— Только в силу случайных и неприятных обстоятельств, — отрезал Ричард. — Мы не желаем видеть тебя здесь. Никто не желает видеть тебя здесь.

— Как странно, — беспечно заметил Николас. — Отныне я глава семейства Вейл. Я ваш старший брат. Вам следовало бы приветствовать меня. Наслаждаться моим обществом. Обращаться за советом и помощью.

Ланселот презрительно фыркнул:

— Ты никчемный авантюрист, которому, возможно, место в Ньюгейте.

— Авантюрист? Хм… Неплохо звучит, не находите?

Николас приветливо улыбнулся. Вероятно, это чувство внушили им родители. Когда-то Ричард и Ланселот были невинными детьми: он помнил их по последнему посещению Уайверли-Чейз, как раз перед смертью деда. Тогда он был взрослым мужчиной двенадцати лет.

— Насколько я помню, вас трое, — спокойно продолжал он. — Где… как там его?

— Обри, — сухо обронил Ричард. — Он учится в Оксфорде.

Оксфорд? Звучит чуждо.

— Передайте Обри мои наилучшие пожелания, — сказал он, кивнув братьям.

— Я слышал, ты остановился в «Грильоне», — крикнул вслед Ричард. — Какая жалость, что отец не оставил тебе городской дом!

Ланселот ехидно хихикнул. Николас обернулся:

— Буду с тобой откровенным. Мне более чем достаточно Уайверли-Чейз. Я счастлив, что эта безвкусная глыба в георгианском стиле на Эпсон-сквер не относится к майоратным владениям. Один ремонт будет стоить тебе не менее трех ночей непрерывных выигрышей за игорным столом. Если, разумеется, ты когда-нибудь выигрывал.

— Не будь Уайверли-Чейз майоратом, вряд ли он оставил бы тебе даже его, — бросил Ланс. — Жаль, что дом скоро превратится в развалины.