Людмила Сурская: Сколько живёт любовь?

— О чём ты, я тебя не понимаю… — насторожилась та. Её глаза встревоженными буравчиками бегали по лицу Юлии.

— Неужели. Но как бы там не было, мне жаль тебя. Я бы посчитала, что всему виной молодость ведь в ней для многих все знакомые — друзья, а любое увлечение кажется любовью и забыла бы об этом. Нельзя же серьёзно относиться к связи мужчины за пятьдесят и девушки за двадцать. Но всё последующее перечёркивает мои благие намерения…

Та деланно рассмеялась. У Юлии нестерпимо болела грудь, ей трудно было дышать, но она не сдалась и продолжала:

— К тому же ты так ничего и не поняла о нём. Он никогда не любил тебя. Как собственно и ты его тоже. Любовь не бьёт в барабаны, не ворует чужого, не цепляется и не ловчит. Твой же список можно продолжать и продолжать. А с чего ты с этими письмами, фотографиями и рассказами в народ пошла я тебя понимаю. Просто к старости страшно со славой "матраса". Ведь ты и медали то свои одеть не сможешь, тебе каждый расскажет, если захочет, чем ты их там заработала. И звёздочки на погонах, должности тоже не твои. Военные хирурги не чета тебе бывшей студентке вернулись с фронта куда как с меньшими регалиями. Вот ты и рванулась в бой, затрепыхалась. Перед дочерью со сказкой опять же покрасоваться… Не понимать ты не можешь, что письма игра, ложь. И отношения ваши самая настоящая игра. Мужику из некрасивой истории и грязи хотелось вывернуться чисто и романтично. Он такой. К сожалению и твой ребёнок, вырванный из него хитростью и силой, плод греха, а не любви. Надо было отдать девочку ему сразу, чтоб потом не выдирать ту фамилию силой, доводя его до болезни. И потом, что-то ты молчала про любовь, пока был он жив. А теперь от роли "матраса" в романтику потянуло. Хочешь к его имени красиво примазаться. Бегаешь не стесняясь афишируешь невероятно ценные для победы над Германией постельные подробности. Пока я жива, не смей!

И тут она выкрикнула:

— Напугала, мне на твоё верие не верие начхать. Если б не ваше семейное появление на фронте, он был бы мой.

— Тише, тише… Раз навязалась на разговор не ори. Не прикидывайся идиоткой, это его решение. Не захотел бы видеть семью около себя, нас там не было. И поверь, я с ним прожила 45 лет, если б у Костика было к тебе сильное, нежное и глубокое чувство, он бы повёл себя иначе. Очень тебя прошу, ради наших детей, прекрати нести околесицу.

Та помолчала, а потом с жаром заявила:

— Но он признал дочь.

У Юлии вспыхнули глаза.

— Ну ты и стерва. После твоих надоедливых звонков, угроз… Надавливаний на Казакова. Видишь, я знаю всё. И разве признал? Опять же, это я попросила уступить тебе. Его здоровье и спокойствие нашей семьи, дороже щепетильности. Потом фамилия это не признание и тебе такое известно не хуже меня. Он сиротам детдомовцам её давал. Так что считай это из той же серии. Вот, если б эта инициатива исходила от него или он привёл её и сказал: — "Люлю, Ада, это моя дочь. Примите её". Или хотя бы в одном из множества интервью упомянул об этом, а не подчёркивал на каждом шагу: — "У меня одна дочь". Тогда это было бы признанием, а она была бы его.

Галина развела якобы душивший воротник на груди и выпалила:

— Почему ты так жестока ко мне и моему ребёнку, что мы тебе сделали?

Юлия оторопела. Проморгавшись развела руками.

— И правда…

— Ты должна понять… Твой же ребёнок натерпелся отстаивая право носить его фамилию. Вот и мой тоже. Она дралась в классе со сверстниками доказывая его отцовство.

Юлия поправила шарф. Понять даму она не могла: притворяется или действительно разницы не видит.

— По-моему, как ты не видишь разницы между "матрасом" и любовью, так не заметила и того, что Ада будучи Рутковской отстаивала право продолжать носить эту фамилию. Человек давший ей её был узником "крестов" и "врагом народа". Твоя махала кулаками желая стать дочерью маршала и героя, который пользовался её матерью, как подстилкой. И по-твоему разницы никакой? Ни чувства гордости, ни чувства стыда. У нормальных людей об этом молчат.

Но дама не стушевалась заявив:

— Ты всё переворачиваешь.

— Неужели. Он и так не важно себя чувствовал, а вы с доченькой любящие-то довели его до страданий.

— Он был обязан… Это его обязанность. Я только заставила выполнить его свой долг перед моей девочкой.

— Обязан? Он ничего тебе не обязан. Ты этого ребёнка устроила себе сама. Это первое. Второе, — зачем, если ты не отдала девочку нам, нужно было говорить ей кто её отец, а? Или считала, что быть "подстилкой" маршала престижно, чем кого-то другого. Очки себе таким способом набирала. Мерзость какая…