Линси Сэндс: Рыжая проказница

Эверилл вздохнула, поняв по его голосу, что он сбит с толку. Он действительно не понимал, и она остро ощутила его огорчение. Кашлянув, она тихо сказала:

— Отец, у меня рыжие волосы. Многие считают, что это либо дьявольская метка, либо это говорит о неистовом нраве, либо о распущенности, либо…

— Ба! — нетерпеливо прервал ее лорд Мортань. — Глупые предрассудки. У твоей матери были такие же волосы, а она всегда была славной и покорной женой. Ни разу даже не взглянула на другого мужчину, и она явно не была ни злой, ни буйной. Ни в малейшей степени. Что за чушь!

— И еще у меня на щеке эта метка, — не унималась Эверилл, твердо вознамерившись заставить отца увидеть то, что видят другие. — Некоторые считают, что это тоже дьявольская отметина.

— Это всего только маленькая родинка, — с возмущением возразил отец. — Не больше горошинки. Она почти незаметная.

Эверилл не стала с ним спорить, она лишь указала на свой последний недостаток — по крайней мере на тот единственный оставшийся, о котором она решилась упомянуть:

— Когда я волнуюсь, я начинаю заикаться, поэтому кажется, что я дурочка, а я всегда волнуюсь, когда встречаюсь с теми мужчинами, которых вы хотели бы женить на мне.

— Да, это так, — со вздохом согласился отец, явно не находя аргумента, чтобы оспорить этот пункт, однако потом указал с досадой: — Но ты ведь не заикаешься среди друзей и близких.

— Да, — согласилась она. — Среди них я не беспокойная и не застенчивая.

— Тогда, быть может, если ты станешь смотреть на этих мужчин скорее как на друзей, чем на женихов… — Он замолчал, заметив сомнение на ее лице, но, сделав над собой усилие, предложил: — Или, вероятно, мы могли бы помочь тебе сохранить спокойствие, и ты не будешь заикаться, когда они приедут.

— Как?

Отец задумался, и его рука бессознательным жестом потянулась к стоявшей перед ним кружке с разбавленным элем, который он очень любил. Он поднял кружку и внезапно замер, уставившись на дочь. Глаза его широко раскрылись, брови поднялись, и он произнес уверенно:

— С помощью выпивки!

— С помощью выпивки? — с удивлением повторила Эверилл.

— Да. От выпивки мужчины всегда становятся разговорчивей и веселей. Она и на тебя подействует таким же образом.

— Ах, отец… — с ужасом попыталась возразить Эверилл.

Отец не услышал ее и поспешно продолжал:

— Мы попробуем проделать это при первом же удобном случае. Я подумаю, к кому нам подъехать следующему, а потом, как только он будет здесь, мы дадим тебе выпить стаканчик-другой нашего лучшего виски прежде, чем он с тобой встретится, и… — Он вдруг встал. — Я должен пойти просмотреть тот список мужчин, которые потеряли жен или никогда не были помолвлены, и выбрать из них самого лучшего, чтобы попытаться. О, это великолепная мысль! Жаль только, что она не пришла мне в голову раньше.

Отец поспешил удалиться, чтобы найти письмо, присланное его другом Нейтаном. Эверилл в ужасе смотрела ему вслед. Его волнение можно было сравнить только с ее огорчением. Худших идей ему еще не приходило в голову. Заставить ее выпить, чтобы успокоить нервы при встрече с женихами? Сдержанной, как камень, она становилась в тот момент, когда они при знакомстве с ней начинали вести себя оскорбительно. Если от алкоголя она станет держаться развязнее, она скорее всего даст волю чувствам и не сможет сдерживать себя.

Эверилл положила на стол кусок хлеба. Она не знала, все ли рыжеволосые люди имеют необузданный нрав. Но ее мать Маргарет вбивала ей в голову с колыбели, что ни в коем случае не следует идти на поводу у собственного характера, и самой ей удавалось держать себя в узде всю жизнь. Даже ее муж, отец Эверилл, ничего не знал о горячности леди Маргарет. Как и мать, Эверилл тоже всегда контролировала свой нрав. Даже когда последний претендент фыркнул ей прямо в лицо, сказав, что он никогда не женится на рыжей дьяволице, у которой на лице отметина сатаны и куриные мозги, — даже тогда Эверилл сдержалась. Она не плюнула ему в лицо, не разодрала ногтями его щеки, что ей страшно хотелось сделать, а держала язык за зубами в буквальном смысле этого слова.

Но алкоголь вполне может лишить ее самообладания и показать всем и каждому, что у нее действительно именно тот нрав, который приписывают рыжим, и что когда она ведет себя как полагается и высказывает милую симпатию к миру, ей часто хочется пинать людей или убежать куда-нибудь… по крайней мере на какое-то время.

Эверилл скривилась, потому что эта мысль заставила ее вспомнить, как она один раз утратила самообладание — в тот день она пнула капитана стражи в голень, потому что он не захотел отвезти ее к брату, а потом убежала из дому. То был единственный раз, когда проявился ее нрав. Тогда-то мать и начала свою кампанию, имеющую целью научить дочь держать себя в руках.