Виктория Холт: Шестая жена

И Елизавета, и Томас прекрасно понимали, что эта странная, волнующая, полная пикантности жизнь не может продолжаться вечно. Когда-нибудь она прекратится.

Катарина, срок родов которой приближался, двигалась с трудом и порой целый день проводила в постели. Принцесса и адмирал кидали друг на друга горящие от страсти взгляды и только и ждали подходящего момента.

Это случилось жарким летним днем, когда они оказались одни в маленькой комнатке дворца Челси.

Томас стоял, глядя на Елизавету, и лицо его вдруг сделалось очень серьезным. Они вдруг позабыли, что он — ее отчим, а она — его падчерица, он видел в ней любимую женщину, а она — любимого мужчину.

Елизавета вдруг почувствовала безотчетный страх. В ее намерения не входило доводить дело до конца — она хотела оставаться добычей, преследуемой охотником, которая возбуждает, но в руки не дается.

Увидев, что он закрыл дверь и подошел к ней, Елизавета смущенно произнесла:

— О нас уже и так ходят слухи.

— Слухи? — небрежно произнес Томас. — Какие слухи?

— Люди шепчутся о нас... здесь... при дворе... на улицах. Говорят, что мы делаем то, чего не следует делать... что вы приходите ко мне в спальню.

— Но ведь я прихожу утром, и не один, а с королевой!

— Вы не должны больше приходить ко мне... иначе мне придется покинуть ваш дом.

Томас схватил Елизавету и крепко сжал в своих объятиях.

— Нет, я буду приходить. Я ведь не делаю вам ничего плохого.

— Если вы не перестанете приходить ко мне, я должна буду уехать.

— Я вас никуда не отпущу!

— Милорд... — начала она слабым голосом. Но он с горячностью перебил ее:

— Елизавета, почему вы мне тогда отказали?

Она испугалась и попыталась высвободиться из его объятий.

— Но вы же меня не любите, — резко бросила она. — Если бы вы любили меня, разве вы посватались бы к королеве сразу же после моего отказа? И разве вы не обдумывали, так, на всякий случай, возможность брака с маленькой Джейн Грей? Разве вы не интересовались у моего казначея размерами моих владений?

— Вы знаете, что я люблю вас, и только вас, — был его ответ.

— Мне казалось, что я для вас — всего лишь капризный ребенок.

— Вы лжете, Елизавета. Вы прекрасно знаете, кто вы для меня.

— А что означают все эти шалости и насмешки?

— Все это делалось для того, чтобы быть рядом с вами... иметь возможность прикасаться к вам... приближать свои губы к вашим губам.

Она вдруг почувствовала, что слабеет, — не было больше принцессы Елизаветы с ее честолюбивыми мечтами о троне, осталась лишь влюбленная девушка.

Она обвила руками его шею, и они стали целоваться — неистово, страстно.

В этом положении и застала их Катарина, отворившая тихонько дверь. Она глядела на них и, не веря своим ушам, слушала их пылкие признания.

Неожиданно они увидели ее.

Катарина, неуклюжая в своем положении, стояла, опустив руки и выпучив от изумления глаза, пытаясь понять, почему ее счастье вдруг разбилось вдребезги.

Томас смутился, но тут же взял себя в руки и стал прикидывать, что он скажет Катарине.

Что касается Елизаветы, то даже в эту минуту страха и унижения она понимала, что приход королевы спас ее от адмирала и от самой себя.

Королева без остановки ходила взад и вперед по своим покоям. Томасу казалось, что она сошла с ума, — она плакала, и ничто не могло ее успокоить.

Она презирала себя и удивлялась своей глупости — как это она, прожившая несколько кошмарных лет с безжалостным убийцей, позволила обмануть себя легкомысленному проходимцу!

— Милая моя, — говорил Томас, пуская в ход все свое обаяние, все свое умение выкручиваться из неприятных ситуаций, которое еще ни разу не подводило его. — Не принимай это близко к сердцу. На меня нашло какое-то затмение, минутное помешательство.

Но королева не слушала. Она мрачно смотрела на него и вспоминала все те случаи, когда только слепой мог не понять, что происходит на самом деле. Она сама держала принцессу, чтобы та не убежала, когда Томас резал на ней платье; она сама помогала ему стаскивать с нее одеяло, да еще смеялась при этом — простодушно, глупо... как ребенок, — а эти двое обманывали ее. И если они вытворяли такое в ее присутствии, то теперь она узнала, что они делали, когда ее не было.

Это невыносимо.

Раньше, когда смерть стояла рядом, ей страстно хотелось жить, теперь же, когда она вкусила прелесть счастливой жизни, — правда, счастье это оказалось фальшивым, — она мечтала умереть.