Елена Арсеньева - Бедная нина, или Куртизанка из любви к людям искусства (Нина Петровская)

Впрочем, Бог с ней, с Любовью Дмитриевной, у нее свои тернии, а у нашей героини – свои.

Итак, Нина Петровская была брошена тем, кого столь сильно любила. Она была в отчаянии таком, какое было свойственно женщине ее типа – истеричке, алкоголичке, распутнице… смятенной, неприкаянной душе! «Вдруг вся жизнь погрузилась в свинцовую мертвую мглу, превратилась в пустое иссохшее русло реки, занесенное щебнем». Длинные-длинные дни тянулись, как бесконечный кошмар. Она находилась в состоянии даже не горя, а полного, непримиримого разлада с миром. «Пасха приближалась. Праздничная суета, как ржавчина, переедала сердце. Безграничную покинутость, одиночество среди людей и положительную ненависть к миру, который обнажил свой голый скелет, – все это нужно было еще скрывать под разными личинами и по разным житейским соображениям». Как-то раз муж, который взирал на Нину с оторопью и жалостью, повез ее в Страстную неделю покупать подарки родственникам.

Поехали в магазин Сиу – дорогой, изысканный, модный. Нина что-то наугад выбрала, не видя, и пошла, тоже ничего не видя, наугад, пошла прямо на высокую стеклянную витрину с дорогим фарфором. Каким-то образом, каким-то чудом ее обогнула – на волосок прошло дело мимо катастрофы… очень разорительной. Муж только крякнул, мгновенно оценив последствия.

Она то бредила, то неистовствовала. В один из припадков такого неистовства Нина даже пыталась застрелить Белого: однажды в каком-то людном месте подошла к нему, вынула из кармана револьвер, приставила к его груди и спустила курок.

Осечка. Белый даже испугаться не успел – револьвер у Нины выхватили окружающие.

Французский психиатр Жюли в сходной ситуации выразился с некоторой обидою: «Женщины имеют какое-то непонятное представление о том, что им все позволительно относительно мужчин, потому что они все искупают своей лаской и своим подчинением им».

Белый потом уверял, что револьвер Нины не был заряжен, она всего лишь хотела его попугать. Те, кто его выхватили и опробовали, опровергали: заряжен револьвер был. Просто повезло господину Бугаеву с этой осечкой. Должно быть, судьба берегла его для того, чтобы мог впредь отравлять жизнь Блоку – и сражаться на символических, поэтических, мистических, на виртуальных, как сказали бы мы теперь, мечах с Брюсовым.

И сражались они так, что искры летели!

С чего же началось сражение?

Ходасевич уверял, что Нина Петровская сблизилась с Брюсовым, чтобы отомстить Белому и в тайной надежде его вернуть, возбудив его ревность. То есть Брюсов был для нее как бы средством, она сама не ожидала, что влюбится в него еще сильнее, чем любила Андрея Белого.

Сам же Белый уверял, что не Брюсов был средством для Нины, а она сама и ее любовь к Андрею Белому были для демонического Брюсова лишь средством… нет, не мести литературному сопернику! – а средством для создания нового романа, и он сознательно моделировал в какой-то степени отношения Белого и Нины.

Ну да, в образе Брюсова многим чудилось нечто демоническое, почти дьявольское…

В этих стихах (кстати, оставшихся неопубликованными!) Брюсов сам признавался, что связался с потусторонними силами для того, чтобы достигнуть феерических вершин славы. Он не скрывал, что живет лишь для того, чтобы в «учебнике всемирной литературы» о нем было хотя бы две строчки. Он обожал поклонение, он не мог жить без поклонения! Не слишком-то долюбливающий его Ходасевич вспоминал: «Брюсов старался окружить себя раболепством – и, увы, находил подходящих людей. Его появления всегда были обставлены театрально. В ответ на приглашение он не отвечал ни да, ни нет, предоставляя ждать и надеяться. В назначенный час его не бывало. Затем начинали появляться лица свиты. Я хорошо помню, как однажды, в 1905 г., в одном „литературном“ доме хозяева и гости часа полтора шепотом гадали: придет или нет?

Каждого новоприбывшего спрашивали:

– Вы не знаете, будет Валерий Яковлевич?

– Я видел его вчера. Он сказал, что будет.

– А мне он сегодня утром сказал, что занят.

– А мне он сегодня в четыре сказал, что будет.