Монетт Камингз: Любовные секреты

— Ничего удивительного, что я не могу писать, раз я продолжаю мучить себя подобными воспоминаниями, — сказала она себе. — Я должна забыть о том, что такой человек, как Джонатан Мюррей, вообще когда-нибудь существовал на свете. Тогда я освобожусь и снова смогу работать. — Но эти слова не принесли ей никакого избавления. Ничего ей не помогало. Как он был в ее мыслях, так он там и оставался.

Спустя несколько недель, за которые Миранду в обычных обстоятельствах давно переполняли бы хитросплетения ее романа, Самми заметила, что она уже даже и не притворяется, что пишет. Она больше не роняла слез, но часами сидела в своей комнате или на маленькой лужайке, глядя в пространство. Имя Джонатана не упоминалось, но Самми опасалась, что этот человек по-прежнему, занимает мысли ее девочки.

Если Самми предлагала совершить поездку за покупками в Йорк или еще куда-нибудь, чтобы немного развеяться, Миранда неизменно отвечала: «Пожалуй, я сегодня не поеду, Самми», — или: «Почему бы тебе и не поехать?». Самми не слышала больше знакомых слов: «Ах, я не могу сейчас отрываться от своей книги!»

Такого Самми никогда и предполагать не могла. Надо было что-то делать, чтобы вывести девочку из этой апатии. Но единственное, что приходило ей в голову, без сомнения заставило бы Миранду возненавидеть ее, если бы она об этом узнала.

— Пусть лучше возненавидит меня, чем смотреть, как она бродит тут полумертвая.

Она всегда делала то, что было лучше для ее девочки, независимо от того, нравилось это тогда Миранде или нет. Но теперь дело все же обстояло несколько иначе, чем когда она заставляла ее глотать слабительное, если та съедала что-то неподходящее.

И все же она больше ничего придумать не могла. А у мисс Сампсон самым подходящим временем для выполнения ее планов всегда был настоящий момент. Была только одна трудность, но она вскоре сообразила, как ее преодолеть. Миссис Хэмпхилл поможет ей и ничего не скажет об этом детям. Они не должны ничего знать, пока ее план не удастся.

Если он удастся.

Когда Джонатан заглянул к Оуэнсам узнать, что скажет Миранда на его предложение, и обнаружил, что она внезапно уехала в деревню, не потрудившись как-то известить его об этом, он выразился так, что Джайлс поглядел на него с благоговейным трепетом, соображая, сумеет ли он запомнить такие слова, в то время как женская часть обитателей дома заткнула руками уши и строго попросила его следить за своим поведением.

— Вот что, капитан Мюррей, — обратилась к нему миссис Хэмпхилл, убрав руки от ушей и уперевшись ими в бока, — я полагаю, что вам лучше всего прекратить посещения этого дома до тех пор, пока вы не вспомните, как подобает вести себя джентльмену. Я не желаю, чтобы дети слушали такое сквернословие.

— Миссис Хэмпхилл совершенно права, Джон, — сказала ему Люси голосом, столь похожим на миссис Хэмпхилл, что Джонатан почти наяву увидел, как из Люси через тридцать лет получится еще одна миссис Хэмпхилл. — Вам вовсе не обязательно злиться на всех нас из-за того только, что Миранда заболела. Да и на нее тоже, потому что она в этом не виновата. Я думаю, вам лучше уйти.

— Благодарю вас, вас всех. Я непременно так и сделаю, — отбрил он и зашагал прочь, оставив их глядеть ему вслед и удивляться, с чего это их старинный друг ведет себя так буйно.

Заболела она, как же, сказал он про себя, добавив еще несколько выражений, которых не одобрили бы леди. Ее «болезнь» означала, что эта красотка или испугалась его предложения — хотя он не видел, с чего бы это ей пугаться такого разумного предложения, включая его требование не встречаться с другими мужчинами, — или она решила, что своим внезапным отъездом вынудит его проявить большую щедрость.

В любом случае, это к лучшему, что она уехала. Он в ней вовсе не нуждается. Что с того, что их сегодняшняя прогулка не состоится? Он может поехать, когда и куда ему заблагорассудится. А если ему понадобится спутница, вокруг полно более сговорчивых. Он ведь с самого начала только и добивался, чтобы избавиться от Миранды, разве не так? И преуспел в этом. Можно поздравить себя с успехом своей стратегии.

Сказать-то так было легко, но он обнаружил, что не может выбросить ее из головы только потому, что ему этого хочется. Он вспомнил, как она красива, особенно в том голубом платье, которое надевала к Олмаку, с локонами, уложенными в высокую прическу, хотя знал, что для него она будет красива и в лохмотьях. Ее слова в тот вечер — о том, что она склонна подумывать о браке, но что ее муж должен позволить ей продолжать ее «работу», — насмешливо звучали у него в ушах.