Мэри Картер: Сердце не камень

В какой-то момент Дженис засомневалась, не переодеться ли ей. Но потом решила, что скорее всего у герцога и в мыслях нет поддаваться воображаемым Сарой искушениям.

Она вышла из комнаты и тут же увидела у своих дверей слугу герцога. Сара уже успела узнать о нем кое-что. Он не дворецкий и не камердинер, но в свите герцога самый главный. Шеффилд привез его из-за границы, и между ними установились более доверительные отношения, чем обычно существуют между слугой и хозяином.

Теперь он поджидал ее, чтобы проводить вниз в столовую. Почтительно поклонившись, слуга произнес:

— Меня зовут Анатоль, мисс. Я провожу вас. В Шеффилд Холле легко заблудиться.

И она, поблагодарив, последовала за ним. Действительно, Шеффилд Холл оказался весьма внушительным сооружением, со множеством комнат и коридоров. Они то поворачивали, то проходили анфилады комнат, пока не пришли в уютную и ярко освещенную столовую.

Там ее ждал лорд Шеффилд. Он переоделся, но парадный костюм его был прост и строг.

— Добрый вечер, мадам! — он поклонился, но не двинулся с места. — Как вам ваша комната?

Было видно, что он отметил произошедшую в ней перемену.

— Я устроилась прекрасно. Спасибо, милорд, — ответила Дженис и села в кресло у камина. Его взгляд смущал ее. Но прямоту герцога она явно недооценила, потому что следующее его замечание застало ее врасплох.

— Вы мне преподали хороший урок. Должен согласиться, двадцать лет — уже не детский возраст. У вас потрясающая фигура.

Дженис растерялась. Она не знала, оскорбиться ей или сделать вид, что она ничего не слышала, как было принято в свете. Но что, однако, предосудительного в его словах? Это просто выражение восхищения. И она решила принять их как комплимент.

— Спасибо, — сказала она спокойно. — Но это не моя заслуга. Говорят, я похожа на свою мать.

Герцогу явно понравилась ее реакция.

— Правда? — спросил он. — Тогда я завидую вашему отцу.

Дженис поняла, что сама напросилась на подобный разговор.

— Не спешите завидовать, милорд. Моя мать была француженка с весьма вспыльчивым характером. Если она выходила из себя, то домочадцам приходилось туго. Могла в припадке гнева и запустить в них чем-нибудь.

— А вы? Вы тоже способны на такое в гневе?

— Меня еще никто не доводил до подобного состояния. Поэтому трудно предсказать, что может случиться.

Герцог улыбнулся.

— Хотя я и не собирался сердить вас, вы меня заинтриговали. Никогда не видел так устрашающе разгневанных женщин.

Дженис, зная, что поступает невежливо, никак не могла удержаться от замечания:

— Зато, уверена, что в своей жизни вы видели немало женщин в припадке страсти.

Он замялся, но ответил:

— Да, одну или двух, наверное.

Дженис поняла, что допустила бестактность, ведь слово «страсть» можно было истолковать по-разному. Она попробовала сгладить неприятное впечатление.

— Меня весьма удивляет, милорд, что вам не довелось наблюдать женских истерик и сцен. — Но не удержалась и добавила: — Вы производите впечатление человека, способного вывести женщину из себя.

Шеффилд неожиданно рассмеялся. При этом смягчились его жесткие черты и выражение лица стало дружелюбным и привлекательным. Для Дженис такая перемена была загадкой, но напряжение отпустило ее, и она уже почувствовала расположение к этому человеку.

— Вы, наверное, правы, — сказал он спокойно. — Я человек прямой и говорю то, что думаю, иногда даже прежде, чем подумаю. Это и создает определенные трудности в моем общении с прекрасным полом.

— В этом я как раз не сомневаюсь, — сказала Дженис, но ей уже не хотелось продолжать опасную тему.

Тут как нельзя кстати появился слуга и объявил, что ужин подан. Шеффилд подошел к Дженис и предложил ей руку.

— Прошу вас. Думаю, что мой повар сегодня постарался на славу ради вашего приезда. Кормить меня одного ему уже наскучило.

— Значит, вы непритязательны во вкусах, милорд? — удивилась Дженис.

— Что касается еды, да. Я не люблю приправы и соусы, а это — конек любого повара.

Ужин был действительно великолепен. И герцог оказался весьма интересным собеседником. С ним одинаково легко можно было обсуждать любые темы: от погоды до военных проблем во Франции. Он с интересом выслушивал мнение Дженис, даже если оно не совпадало с его собственным, и ни разу не подчеркнул превосходства своего интеллекта.

В общении с другими мужчинами Дженис всегда отмечала отсутствие такого такта, и только ее дядюшка составлял счастливое исключение.