Мэри Брэддон - Тайна леди Одли

В ее тонкой, изящной фигурке, в ее грации и осанке сквозило нечто благородное, хоть и была она всего лишь простой деревенской девушкой. Звали ее Фиби Маркс, она служила няней в семье мистера Доусона. Когда леди Одли вышла за сэра Майкла, то взяла ее с собой и сделала своею горничной.

Для Фиби новое место стало подарком судьбы. Платили здесь втрое больше прежнего, работа в хорошо налаженном хозяйстве была не трудной, и люди ее круга завидовали ей так же, как местная аристократия — ее госпоже, леди Одли.

Выйдя из дома, Фиби крадучись сделала несколько шагов по густой траве, а затем, вынырнув из глубокой тени, отбрасываемой липовой листвой, появилась среди сорняков и кустарника, представ перед деревенским парнем, сидевшим на сломанной деревянной раме заброшенного колодца, к которому шла на свидание.

Как я уже говорила, место тут довольно укромное: окруженное низким кустарником и скрытое от остального парка, оно просматривается только из чердачных окон западного крыла здания, с его тыльной стороны.

— Господи, Фиби, — вздрогнув, промолвил молодой человек, закрывая складной нож, которым он состругивал кору с тернового колышка. — Ты появилась так тихо, вдруг, что я принял тебя за нечистый дух. Я шел сюда полем, потом через ворота — те, что возле рва, — а потом присел тут передохнуть перед тем, как войти в дом и спросить, вернулась ты или нет.

— А мне из окна моей спальни виден колодец, Люк, — отозвалась девушка, указывая на поднятую решетку под коньком крыши. — Я увидела, что ты тут сидишь, и спустилась вниз немножко поболтать с тобой. Лучше это сделать здесь, чем дома, где кто-нибудь нас наверняка подслушает.

Люк был здоровенным широкоплечим и простоватым увальнем лет двадцати трех. Волосы темно-красного оттенка почти закрывали его лоб, а густые брови, смыкаясь на переносице, нависали над парой серо-зеленых глаз; нос большой и красивый, но рот такой грубой формы, что с физиономии Люка никогда не сходило зверское выражение. Розовощекий, с бычьей шеей, он и сам походил на одного из могучих быков, что паслись на лугах, окружавших поместье Одли-Корт.

Девушка села рядом с парнем и нежной ручкой — мозоли давно сошли с тонких пальчиков — обняла парня за толстую шею.

— Рад, что видишь меня, Люк?

— Знамо дело, рад, — грубовато ответил парень и, раскрыв нож, снова начал стругать палку.

Они были троюродные брат и сестра, друзья с детства и возлюбленные с ранней юности.

— Не похоже, что рад, — упрекнула девушка. — Мог бы, например, сказать, что путешествие пошло мне на пользу.

— Как были у тебя щеки белыми, так и остались, — пробурчал парень, поглядывая из-под насупленных бровей. — С чем уехала, с тем и приехала.

— Но говорят, что путешествия облагораживают, Люк. Я побывала с миледи на континенте, навидалась всякой интересной всячины, и к тому же, ты знаешь, Люк, когда я была еще совсем маленькой, дочери сквайра Хортона научили меня немножко изъясняться по-французски… Господи, как приятно поговорить за границей с тамошними людьми на их языке!

— Благородство! — воскликнул Люк Маркс и хрипло расхохотался. — Кому нужно твое благородство, хотел бы я знать? Мне не нужно. Когда мы поженимся, времени для благородства у тебя будет в обрез. Французский ей занадобился! Послушай, Фиби, когда я скоплю денег на ферму, кому ты станешь говорить «парле-ву-франсе»? Коровам, что ли?

Девушка поджала губку и отвела взгляд. Парень как ни в чем не бывало скреб и строгал свою жердь, не обращая внимания на троюродную сестру.

— Видел бы ты, — промолвила Фиби, — как путешествовала мисс Грэхем с горничной и курьером, как она ехала в карете, запряженной четверкой лошадей, а ее муж — тот не мог на нее надышаться, найти места на земле, достойного, чтобы на него ступила ее нога!

— Все это хорошо, Фиби, когда куры денег не клюют, — отозвался Люк. — Ты свои-то не больно транжирь: они нам пригодятся, когда мы поженимся.

— А кем она была в доме у мистера Доусона каких-нибудь три месяца назад? — продолжила девушка, словно не слыша того, что сказал ей брат. — Такой же служанкой, как и я сама! Работала за плату, и работа у нее была потяжелей, чем у меня. Видел бы ты ее блузки и юбки, Люк! Все старое, поношенное, заплатанное, хотя и в них, признаться, она смотрелась королевой. А сейчас мне, горничной, она платит больше, чем сама получала у мистера Доусона. Еще недавно я видела, как она выходила из гостиной, сжимая в кулачке несколько соверенов и серебряных монет — плату за три месяца, а поглядел бы ты на нее сейчас!