Филиппа Грегори - Алая королева

Пикинеры так быстро перестроились, что Генри Тюдор, пока его отряд не успел еще до них добраться, приказал кавалеристам направлять лошадей в сторону, подальше от стены со смертельно опасными остриями, а сам, натянув поводья и забросав пикинеров первого ряда комьями грязи из-под копыт своего коня, вернулся к швейцарским офицерам.

— Отличная работа! — воскликнул он. — Отличная! Но уверены ли вы, что они устоят, если кавалерия ринется прямо на них? Если это будет настоящая, боевая атака?

Швейцарский офицер мрачно усмехнулся и сказал так тихо, чтобы пехотинцы его не услышали:

— В этом-то вся и красота. Они все равно не могут убежать. Один ряд как бы держит другой, и даже если они все погибнут, их оружие по-прежнему будет торчать вверх, направленное на врага. Собственно, в оружие превращаются они сами; они перестают быть людьми, которым дано выбирать: сражаться или покидать поле брани.

— Пожалуй, нам пора выступать, если мы хотим добраться до Уотлинг-стрит раньше, чем Ричард со своей армией, — вмешался граф Оксфорд, трепля по шее своего коня. — Они ведь уже на марше.

Генри почувствовал неприятный холодок в животе, понимая, что в отсутствие Джаспера ему придется самому командовать войском.

— Да, мы выступаем! — решительно крикнул он. — Отдайте приказ строиться. Мы выступаем!

Ричарду донесли, что маленькая армия Генри Тюдора движется вниз по Уотлинг-стрит и, судя по всему, высматривает подходящее место для битвы, а может, просто намерена развить хорошую скорость при спуске с холма и быстрее добраться до Лондона. Две другие армии, сэра Уильяма Стэнли и лорда Томаса Стэнли, то ли по пятам преследуют Тюдора, готовясь с ним сразиться, то ли, напротив, намерены к нему присоединиться. Этого так и не смогли понять ни разведка Ричарда, ни он сам.

Король распорядился построиться и выйти из Лестера. Женщины настежь распахивали верхние окна в домах, надеясь увидеть, как мимо будет шествовать королевская армия, словно это была не война, а летний парад по случаю Иванова дня. Первой шла кавалерия; перед каждым рыцарем ехал паж с его боевым штандартом; флаги весело развевались на ветру — действительно как на турнире. За рыцарями следовали их отряды; конские копыта оглушительно грохотали по мостовой. Девушки звонко выкрикивали приветствия и бросали из окон цветы. Затем двигались пешие рыцари в тяжелых доспехах, неся на плечах оружие. Потом шагали лучники с большими луками и полными стрел колчанами, перекинутыми на грудь; лучники всегда пользовались репутацией щедрых любовников, и девушки посылали им воздушные поцелуи. Наконец под радостный рев толпы появился сам король на белом коне — в полных доспехах с красивой гравировкой, отполированных добела и сверкавших, как серебро, и в боевой золотой короне, надетой поверх шлема. Его штандарты с изображением белого кабана гордо несли как перед ним, так и позади него вместе с красным крестом св. Георгия, поскольку английский король, помазанник Божий, отправлялся защищать свою страну. Барабанщики мерно били в барабаны, трубачи играли бравую мелодию — все и впрямь очень напоминало рождественский праздник, даже лучше. По крайней мере, Лестер никогда ничего подобного не видел.

Рядом с королем находились его верный друг герцог Норфолк и его весьма сомнительный союзник граф Нортумберленд, один по правую руку, другой по левую, словно в случае чего Ричард мог в равной степени положиться на обоих. Впрочем, жители Лестера, не подозревавшие о сомнениях короля, радостно приветствовали знатных лордов и идущую за ними армию, которая состояла из людей, собранных по всей Англии и покорных своим господам; и теперь они вместе с господами следовали за королем, намеревавшимся биться за свою страну. В хвосте тащилась длинная и весьма нестройная вереница повозок, нагруженных оружием, доспехами, палатками и кухонными плитами; к повозкам были привязаны запасные лошади — казалось, целый город пришел в движение и куда-то переезжает. А еще дальше, словно с трудом поспевая за основным войском и не в силах его догнать, тянулись воины графа Нортумберленда со стертыми в кровь ногами, всем своим видом демонстрируя то ли невероятную усталость, то ли абсолютное нежелание сражаться.

Поход продолжался все утро, и лишь в полдень войско остановилось перекусить. Шпионы и гонцы тут же были посланы вперед, чтобы выяснить, где в данный момент находится Тюдор и отряды обоих Стэнли. А к вечеру Ричард приказал своей армии разбить лагерь близ деревни Атерстоун. Будучи полководцем опытным и уверенным в себе, он отлично понимал, что успех в предстоящей схватке может оказаться на любой стороне: все зависело от того, поддержат ли его братья Стэнли и пойдет ли за него в бой граф Нортумберленд. Впрочем, и во время каждой битвы из тех, в которых Ричарду довелось принимать участие, успех всегда балансировал, точно на острие ножа, на неустойчивой грани между преданностью и предательством союзников. И хотя бесконечные междоусобицы, безусловно, закалили Ричарда и одарили богатым опытом, он никогда, даже в пылу баталий, толком не знал, кто ему враг, а кто друг. У него на глазах его родной брат Георг переметнулся на сторону противника. Он видел, как его второму брату, Эдуарду, удалось победить с помощью магических чар, сотканных его женой-ведьмой. Ричард постарался весьма тщательно продумать наиболее удобное размещение войска и рассредоточил его на возвышенности таким образом, что можно было и следить за старой римской дорогой Уотлинг-стрит, ведущей в Лондон, и сражаться на равнине, занимая главенствующую высоту. Ричард полагал, что с этого холма они сумеют как гром напасть на Генри Тюдора, если тот попытается на рассвете в стремительном марше проскочить мимо их лагеря дальше, к Лондону. Если же Тюдор все же свернет в сторону и приготовится к битве, то и в этом случае у него, Ричарда, наиболее выигрышная позиция, не зря же он прибыл сюда первым.