Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

Моя рука коснулась гобеленовой обивки стула, на котором я так любила сидеть перед огнем. Затем я оставила гостиную и прошла в мою контору. Мою особую комнату. Я шла грациозной походкой, с легким сердцем, будто не произошло ничего особенного. Только чуть медленнее, чем обычно. Я почти ничего не видела. Мне мерещилось, будто я иду по длинному-длинному туннелю и впереди меня туман.

Прежде чем зажечь свет, я подошла к окну. Буря бушевала где-то над холмами, там сверкали молнии. Розовый сад стоял пустой, собаки Каллера ушли. Они ему уже не понадобятся, он был рядом и все видел сам. Возможно, он проследил, кто уехал из усадьбы и кто остался. Он знал, что я здесь одна. И жду его. Он понял, что я знаю о его близости, так же как он знает о моей. Я вздохнула, будто это знание означало мое согласие, и отошла от окна, чтобы зажечь свечи. Затем стала разжигать камин, в комнате было влажно. Я положила на пол подушку и села перед камином, глядя в огонь. Мне некуда было спешить. И ничего не надо было планировать. Сегодня все пойдет по его плану, и мне наконец-то ничего не нужно делать.

Этот сон начался, я думаю, сразу.

Я знаю, знаю, что это был сон. Но некоторые события жизни казались мне менее реальными. Каждый день этого изнуряющего лета был менее реальным, чем мой сон. Когда я сидела у камина и отсутствующими глазами смотрела в огонь, я услышала шум, совсем непохожий на раскат грома. Это был звук открываемого окна. В комнате неожиданно стало совсем темно, так как кто-то у окна загородил свет. Я вяло повернула голову и не стала звать на помощь. Я открыла рот, но не закричала. Я только замерла, полусидя, ожидая, что сейчас будет.

Он молча подошел ко мне и отодвинул стул от моей спины, чтобы я могла лечь. Он обнял меня, но я не шелохнулась. Только мои глаза сверкали в лунном свете.

Он стал целовать мои ключицы, шею. Затем, расстегнув платье, поцеловал сначала одну грудь, сосок которой был похож на спелую смородину, а потом стал целовать другую. Я обрела голос, но с моих губ слетел только возглас наслаждения. Я шевельнулась, но моя рука потянулась не к оружию, а к нему, к его знакомому, любимому телу. Тяжелому как камень.

Он отбросил мою руку, и его голова скользнула вниз, по моему гладкому, бархатистому животу и дальше. Он не был нежен. Он не целовал меня. И не ласкал языком. Он вонзил в меня зубы, как будто изголодался по мясу, по моей самой сокровенной плоти.

Я вскрикнула, но в тишине не прозвучало ни звука. Он впивался в меня, его щеки двигались, и щетина царапала мои бедра. Я пыталась, собрав всю волю, оставаться пассивной при этом, подобном сновидению, нападении, но неожиданно для себя застонала, и это не был стон боли. Обеими руками я обняла его голову и прижала ближе к себе, и, когда его язык скользнул внутрь меня, я вскрикнула в экстазе. Я ласкала его, я прижимала его голову к себе, зарывалась пальцами в его кудрявые жесткие волосы и наконец тихо прошептала: «Ральф».

Когда я открыла глаза, я была одна. Одна. Опять одна.

Начинало светать. Свечи догорали. Грозовое небо стало чуть светлее, но буря не утихала. Она бушевала над холмами и опять приближалась сюда. Я чувствовала огромное напряжение этого будто обожженного неба. Я не знала, спала ли я ночью.

Окно было открыто. Хотя прошлой ночью я заперла его на задвижку. Я помнила это. Я точно знала, Ральф просунул острое лезвие и отодвинул ее. Он мог затем перекинуть ноги через окно и войти в комнату. Войти?..

Я вскрикнула. Я помнила ощущение сильных бедер Ральфа, но не ниже колен. Я не могла ничего понять. И не могла ни о чем думать. Я только повторяла его имя, а мои руки помнили прикосновение его густых завитков, когда я погружала в них свои пальцы.

Ральф.

Я подошла к окну, рама которого повисла на петле, и посмотрела в сторону холмов. Что-то непонятное, сверкающее, как отдаленные вспышки огня, росло на горизонте.

Ральф.

Все разваливалось с тех пор, как я потеряла его.

Мне было больно. Я проснулась от острой боли внизу живота. Но теперь заныло у меня под ребрами. Эта боль посещала меня так часто, что я уже сжилась с ней. Она не отпускала меня, пока все не пошло прахом, пока все дороги не стали вести в никуда, пока все вокруг не стало одинаковым и безразличным для меня. Она началась из-за моей тоски по Ральфу и из-за того, что его все не было со мной.

А сейчас он придет.