Евгения Марлитт - Тайна старой девы

Девочка больше не шевелилась, только время от времени из-под одеяла слышалось еле сдерживаемое всхлипывание.

Старая кухарка давно спала мирным сном, а бедный ребенок все еще плакал по умершей матери.

Гельвиг был купцом. Унаследовав значительное состояние, он еще более увеличил его, участвуя в различных промышленных предприятиях. Но по болезни он довольно рано оставил деловой мир и зажил в своем родном городке, где его имя пользовалось большим уважением. Прекрасный сад за городом и дом на площади давно уже принадлежали семье Гельвиг. В двух верхних этажах дома окна были постоянно задернуты белыми гардинами, исчезавшими только три раза в год, перед большими праздниками, когда все чистилось и проветривалось. Эти комнаты пустовали: в семье Гельвигов никогда не сдавали в аренду хотя бы часть дома.

Госпожа Гельвиг вступила в этот дом двенадцатилетним ребенком. Когда ее родители умерли, почти один за другим, и оставили детей без всяких средств, Гельвиги, ее ближайшие родственники, взяли девочку к себе. Молодой девушке было нелегко жить у старой тетки, женщины строгой и гордой. Гельвиг, единственный сын хозяйки, сначала жалел ее, а затем это чувство перешло в любовь. Его мать была против этого выбора, но после многих неприятностей влюбленный настоял на своем и женился. Он принял угрюмую молчаливость любимой девушки за девичью робость, холодность — за нравственную строгость, упрямство — за характер и, женившись, совершенно разочаровался. Очень скоро этот добродушный человек почувствовал железную власть деспотической души и там, где он надеялся встретить благодарную преданность, увидел лишь грубый эгоизм.

У Гельвигов было двое детей: Иоганн и маленький Натанаэль, который на восемь лет был моложе своего брата.

Еще одиннадцатилетним ребенком Гельвиг отвез Иоганна к жившему на Рейне родственнику, директору мужского пансиона.

Таково было семейное положение Гельвига, когда он взял в свой дом дочь фокусника. Ужасное происшествие, свидетелем которого он стал, глубоко потрясло его. Он не мог забыть умоляющего взгляда несчастной матери, когда она стояла, униженная, в его прихожей, принимая талер. Его мягкое сердце страдало от мысли, что, может быть, именно здесь бедная женщина в последний раз почувствовала горечь своего положения. Потому-то, когда фокусник сказал ему о последней просьбе покойной, он сразу же предложил взять к себе девочку. Только выйдя с ребенком на улицу, Гельвиг подумал об ожидающем его противодействии, но он полагался на миловидность ребенка и на то, что у них самих не было девочки, — несмотря на горький жизненный опыт, он еще не вполне понимал характер своей жены.

В доме все шло по-прежнему. Госпожа Гельвиг несколько раз в день обходила все комнаты, осматривая, нет ли где-нибудь пылинки или соринки. По-прежнему все вместе молились и вместе обедали, а по воскресеньям супруги ходили в церковь. Но злопамятная женщина с железным постоянством избегала разговаривать с мужем. Она отклоняла все его попытки к сближению. Так же мало замечала она существование нового маленького члена семьи. В памятный бурный вечер она раз и навсегда приказала кухарке готовить лишнюю порцию и бросила в комнату девочке несколько штук постельного белья. Маленький сундучок с имуществом Фелиситы принесли из гостиницы «Лев», и Фридерика должна была отворить его при хозяйке и показать маленькие платьица. Этим и ограничилась навязанная госпоже Гельвиг забота о «дочери комедианта». Только еще раз проявила она заботу о девочке. В то время, как портниха шила Фелисите из темной материи два платьица совершенно такого же строгого покроя, какой носила сама хозяйка дома, госпожа Гельвиг прижала девочку к своим коленям и до тех пор действовала щеткой, гребнем и помадой, пока ей не удалось заплести чудные локоны Фелиситы в две уродливые косички. Отвращение этой женщины ко всякой миловидности пересилило ее упрямство и твердое намерение совершенно игнорировать присутствие ребенка.

Но было еще горячее сердце, у которого сиротка могла искать утешения, — сам Гельвиг любил девочку как своих родных детей. Правда, он не смел выражать это открыто, исчерпав весь запас своей энергии в тот знаменательный вечер, но он постоянно заботился о Фелисите. Как и Натанаэль, она имела свой уголок в комнате приемного отца. Там никто не мешал ей ласкать своих кукол и убаюкивать их песнями, которым ее научила покойная мать. Когда Фелисите минул шестой год, она так же, как Натанаэль, стала брать уроки у учителей. Как только начинал таять снег, и на клумбах появлялись крокусы и подснежники, Гельвиг ежедневно отправлялся с детьми в свой загородный сад. Там дети учились и играли, возвращаясь домой только к обеду.