Элизабет Хеншэлл: Наперекор судьбе

— А мне он показался угрюмым и надменным, — пожала плечами Мэдселин.

— Дорогая Мэдселин, будь ты не столь порывиста в своих поступках, тебе меньше пришлось бы потом о них сожалеть.

Мэдселин пристально взглянула на кузена.

— Если ты намекаешь на мой приезд сюда, Ричард, то ошибаешься. Здесь чувства ни при чем. Это было не спонтанное решение. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы собрать все свое мужество и уехать.

Д'Эвейрон осторожно поставил бокал на стол.

— И, разумеется, тебе пришлось изловчиться, чтобы одурачить Алису.

Мэдселин хотела возразить, но Ричард поднял руку:

— Больше ни слова! Ты устала, и тебе надо прилечь. Гастон проводит тебя на женскую половину. Когда моя благоверная закончит свои дела, она позаботится о тебе.

«Пытается поскорее от меня отделаться», — подумала Мэдселин.

— Вот и все, миледи. — Эмма с явным чувством облегчения принялась расчесывать волосы хозяйки. — Однако жилье оставляет желать много лучшего.

Они сидели на грубо обтесанных табуретах перед небольшим камином. Несмотря на толстые шерстяные ночные рубашки, обе женщины уже поняли, какие студеные сквозняки гуляют по их комнатам.

Мэдселин устало улыбнулась.

— Интересно, что бы мы сейчас делали, если бы вернулись назад, в Нормандию? Не могу припомнить, когда в последний раз я вот так праздно сидела перед камином.

Эмма фыркнула от одной только такой мысли.

— У меня нет желания никого осуждать, миледи, однако леди Алиса помыкает вами. Будь жив ваш отец, да благословит Господь его душу, у него случился бы удар, узнай он, что позволяет ей ваш брат. Ну виданное ли это дело — быть прислугой, да еще задарма! Я понимаю, вы все терпите из-за любви к ее детям, но разве это справедливо?

Мэдселин пожала плечами.

— Если бы я не отрабатывала свое содержание, Алиса давным-давно нашла бы способ избавиться от меня. По крайней мере, я живу в любимом доме, среди родных и друзей.

Гребень ритмично расчесывал ее длинные волосы, и от этих плавных движений Мэдселин поддалась неге и закрыла глаза. Напряжение, которое годами не покидало ее, казалось, начало постепенно спадать. «До чего же хорошо ничего не делать!»

— Я соскучилась по детям, — пробормотала Мэдселин. — Особенно по Матильде.

— Да. Характер у нее — о-го-го! — Эмма с любовью улыбнулась, вспомнив трехлетнюю девчушку со светлыми кудряшками и сияющими голубыми глазами. — Одна жалость — родилась у ведьмы. Недаром дитя любит вас больше, чем собственную мать. Ведь именно вас она зовет, если что, по ночам, а не леди Алису.

— Попридержи язык, Эмма. У Алисы слишком много дел.

— Однако у нее хватает времени, чтобы приставать к вашему братцу насчет помолвки бедной девочки.

Мэдселин широко раскрыла глаза. Она в первый раз слышала об этом.

— Они уже что-то решили? — (Эмма всегда знала, что происходит.)

Но ответ Мэдселин услышать не успела: в комнату неожиданно вошла небольшого роста пухлая, но весьма хорошенькая женщина с густыми светлыми косами. Лицо ее выражало недовольство.

— Приветствую вас, леди Мэдселин. — Быстрые зеленые глаза служанки презрительно скользнули по простенькой ночной рубашке гостьи. Ее реверанс был оскорбительно небрежен, однако Мэдселин слишком устала, чтобы придираться к пустякам. — Милорд просил узнать, не могу ли я что-нибудь для вас сделать?

Мэдселин некоторое время молча созерцала огонь в камине; ей не понравился самоуверенный тон женщины.

— Благодарю вас…

— Бланш.

— Бланш. Принесите две чаши вина с приправами.

Женщина хоть и не сразу, но все-таки кивнула в знак согласия. Дойдя до двери, она обернулась.

— А, правда, что вы взяли в плен Эдвина Эдвардсона?

У Мэдселин вспыхнули щеки.

— Правда, — спокойно ответила она и присела на кровать, чтобы распрямить кружева на рубашке. — Подумала — браконьер. Ошиблась. — Она подняла глаза и встретила злорадствующий взгляд служанки.

— В свое время ему уже доставалось, — пробормотала та, перебрасывая льняную косу через плечо. Выйдя из комнаты, она столкнулась с невысокой темноволосой женщиной, богатая одежда которой говорила о ее знатном положении.

— Попридержи язык, Бланш. Если не можешь сказать ничего хорошего, лучше молчи. — Служанка мигом присмирела и стремительно помчалась по коридору. Женщина задержалась в дверном проеме, хмуро глядя ей вслед. — Ах, когда-нибудь несдобровать ей, доведет до беды злой язык.

Тяжело вздохнув, она повернулась к Мэдселин и Эмме.