Она колебалась, но у неё действительно не было никакого выбора.
— Ну конечно, Ваша светлость, — сказала она слащавым голосом, когда взяла его руку, — это было бы честью для меня, прогуляться с вами.
Слабая улыбка тронула его губы.
— Я бы охотнее думал, что это действительно так.
В то время как они спускались по лестнице, гости пристально глядели и шептались. Чёрт бы побрал их всех! Луиза достигла успеха в продвижении своих реформ, так как у неё была незапятнанная репутация и она избегала скандала. Ей потребовались годы при дворе, чтобы загладить слухи — не только о ней и Саймоне, но и о её вероятной незаконнорожденности, те слухи, которые её мать и брат породили в годы её юности.
Она прожила эти годы с пользой, вела себя совершенно благопристойно и научилась управлять своими худшими порывами, так что никто не мог бы сравнить её с распутной матерью. Но всё это может быть разрушено одним неверным шагом.
Это было бы ужасно, начнись сплетни снова, в то время как Лондонские женщины были близки к тому, чтобы расшевелить этих закостенелых лордов, и их заскорузлые мысли…
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил герцог.
— Прекрасно, — сказала она кратко.
— Вы выглядите, как будто только что проглотили жабу.
Девушка бросила на него взгляд.
— Ж-жабу?
— Видите ли, в Индии едят жаб, — сказал он с совершенно невозмутимым лицом.
— Вы шутите.
Уголки губ Саймона подёргивались.
— Нисколько. Они едят их с горчицей и джемом. И с глотком мадеры, чтобы нейтрализовать яд.
— Яд?
Он вел её вдоль дорожки, окаймлённой бледно-желтыми нарциссами и маргаритками.
— Жабы ядовиты, если вы не добавляете мадеру. Это всем известно.
— Теперь я уверена, вы меня разыгрываете, — ответила она с нервным смешком.
Но его небылица расслабила девушку. Гости, наконец, возвращались к своим беседам, лишенные скандального зрелища, которого они ожидали.
— Так лучше, — сказал Саймон тихим голосом. — Я не могу позволить им думать, что я вас мучаю.
— Нет, это не благоприятствовало бы вашей репутации, не так ли? — пренебрежительно произнесла она.
— Или вашей.
Когда Луиза удивленно на него посмотрела, он добавил:
— Реформатор тоже должен волноваться о своей репутации, как мне представляется.
Она вздохнула. Девушка забыла, что он читает мысли. Он всегда обладал удивительной способностью в точности знать, что она думала.
Нет, это было глупо. Саймон просто производил такое впечатление — это была его сильная сторона. Благодаря этому он так успешно управлял людьми.
И все же… она не могла избавиться от мысли, что они начинают с того места, на котором закончили. Герцог шел рядом с ней, как если бы он вышел прямо из ее воспоминаний и очутился в парке Каслмейна. Даже его аромат был тем же самым, каким был тогда — дурманящая смесь бренди, сандалового дерева, и мыла.
И она уже забыла, каким очаровательным он мог быть. Если бы она закрыла глаза, смогла бы она унестись тотчас назад к тем опьяняющим ночам, во времена её выездов в свет, когда он танцевал с нею чаще, чем позволяли приличия, дразня и соблазняя её?
Конечно, нет. Те ночи были иллюзией. И эта — тоже.
Осторожно, Луиза. Ничего хорошего никогда не выходило из дружелюбных отношений с герцогом Фоксмуром.
Не будь она начеку, то оказалась бы вовлечена в его последнюю интригу. Только на сей раз, она бы потеряла намного больше, чем своё сердце. И она никогда больше не позволит герцогу что-либо отобрать у неё.
Дорогой кузен,
Я совершенно точно знаю, что вы не дрогнете ни перед кем. Более того, Фоксмур не выглядел столь устрашающим на празднике у леди Дрейкер; его же собственная обезьяна полностью взяла над ним верх. Однако если вдуматься, обезьяна-то позже исчезала — наверно, последнее слово всё же было за Фоксмуром.
Ваша любительница сплетен,
кузина Шарлотта
Саймон точно знал, когда Луиза снова воздвигла защитный барьер перед ним. Он считал её мягкой, но это было в прошлом, судя по её очевидно фальшивой улыбке, и по тому, как она по-королевски кивала всем, мимо кого они проходили.
Проклятье, она превратилась весьма в колючую женщину. Неужели он тому причина?
Или ее новая деятельность? От него не ускользнуло, что, когда они приблизились к двум видным членам парламента, то мужчины бросали сомнительного толка взгляды в её направлении. Взгляды, которые становились настороженными, попадая на него.
Луиза сказала, что её организация не боялась высказывать свои мнения о тюремной реформе. Только, как сильно они их выражали? Конечно, не слишком настойчиво, чтобы раздражить старую гвардию.
Читать дальше