Гуиллермо Гланк - Девушка по имени Судьба

Простившись с доном Федерико и поклявшись Виктории в верности, он покинул Санта-Марию.

А Энкарнасьон вскоре совсем слегла. И без того больное сердце сжималось под тяжестью вины, которую мать испытывала перед Марией. Но что-либо поправить было уже невозможно, и Энкарнасьон только молилась о счастье дочери, хотя и не верила в него.

Болезнь матери, в какой-то мере, помогла Виктории вернуться к реальности. Дни и ночи просиживала она у постели слабеющей Энкарнасьон, читала ей вслух письма от Марии, но сама никогда не писала сестре.

Мануэль же исполнил обещание, данное Марии: похлопотал о судьбе Энрике, и тот получил минимальное наказание — три года тюрьмы.

Узнав об этом от отца, Виктория воспрянула духом. Теперь у нее, кроме заботы о матери, появилась еще одна важная цель: дождаться освобождения Энрике!

Три года минуло с той поры, как Мария вышла замуж за Гонсало и поселилась с ним в Лондоне.

Постепенно она привыкла к тому, что слуги называли ее сеньорой Линч, привыкла и к мужу, который с утра до ночи занимался своими делами, проворачивая какие-то рискованные операции, но в редкие часы отдыха был с нею ласков и нежен.

Можно сказать, что Мария окончательно смирилась с судьбой. Сидя целыми днями дома, одна, она не роптала и не искала каких-либо развлечений. Читала книги и писала письма — родителям, Асунсьон и дону Федерико, которому Гонсало не удосужился написать ни разу.

Зная, что матери день ото дня становится все хуже, Мария не хотела ее волновать и описывала свою жизнь в радужных тонах, не догадываясь, как это бесило Викторию, продолжавшую считать сестру предательницей. «Быстро же она забыла Энрике!» — думала Виктория, читая послания Марии, зато мать и отец были довольны: слава Богу, их дочь сумела изжить юношескую любовь и обрести счастье рядом с достойным человеком.

Лишь в письмах к Асунсьон Мария могла себе позволить гораздо большую откровенность:

«Ты не представляешь, как я тебе завидую! Мне не хватает здесь нашего солнца, нашего южного голубого неба. Зима в Лондоне сырая, холодная и очень-очень длинная. Хотелось бы уснуть и проснуться уже в «Эсперансе», как будто я и не уезжала оттуда…»

Еще она сетовала на то, что Господь не дает ей ребеночка, который не просто скрасил бы ее одиночество, но смог бы стать смыслом всей дальнейшей жизни.

Асунсьон, не понаслышке знавшая, что значит жить с нелюбимым мужем, всячески поддерживала Марию, но помочь ей ничем не могла. Как не могла помочь и Виктории, потому что дорога в дом брата была для нее закрыта.

И, с тревогой думая о племянницах, Асунсьон уповала лишь на то, что обе они еще очень молоды и впереди у них — долгая жизнь, в которой бывают не только горести, но и радости.

А у Гонсало между тем что-то не заладилось в делах. Он стал раздражительным, мог ни с того ни с сего накричать на слуг, а то и на Марию:

— Не приставай ко мне с этим дурацким ужином! Ты понятия не имеешь, с какими ужасными людьми мне приходится работать и в каком сложном положении я оказался.

— Но ты ведь не хочешь рассказывать о своих делах. Считаешь, что я все равно ничего не пойму, — не без укора говорила Мария.

— Да, я считаю, что это не женское дело. Мужчина сам должен обеспечивать благополучие семьи.

Однажды он пришел домой совеем мрачный и, Отвечая на безмолвный вопрос Марии, хмуро произнес:

— Больше не могу от тебя это скрывать… Мы — банкроты! Да, банкроты, я не преувеличиваю. Мне катастрофически не повезло. Я решил продать один товар на свой страх и риск. Никому ничего не скачал…

— И что же? — упавшим голосом спросила Мария.

— Случилась беда! Судно затонуло в Атлантике, а товар я не застраховал. Теперь придется выплачивать его стоимость. Мы разорены!..

Всегдашняя сдержанность на сей раз отказала Марии — она впервые за время замужества открыто высказала все, что думала о Гонсало:

— Столько жертв, столько страданий, жизнь вдали от родных — и все напрасно! Тебя погубило твое непомерное тщеславие! Тебе всегда хотелось заполучить побольше денег, ты не считался со своими партнерами. И вот — печальный итог! Что теперь делать?

— Хватит причитать! — грубо оборвал ее Гонсало. — Я уже написал письмо твоему отцу. Попросил принять нас в его доме.

— Мы возвращаемся в Санта-Марию?

— Да, я надеюсь, дон Мануэль не откажет мне в гостеприимстве.

— Я тоже в этом не сомневаюсь, — сказала Мария. — А к дону Федерико ты не обращался за помощью?