Эльза Вернер: Мираж

По-видимому, шутка не понравилась молодому лорду, в ответ он не проронил ни звука.

Френсису Марвуду было лет под тридцать. Это был высокий, стройный мужчина с правильными чертами лица, безусловно, имевшими право считаться красивыми, со светлыми, несколько тусклыми глазами и густыми пепельными волосами — настоящий тип англичанина-аристократа. Его манера держаться, речь, движения — все было холодно-чопорно и размеренно; внешность молодого человека могла бы быть очень привлекательной, если бы не холодная, высокомерная сдержанность, составлявшая отличительную черту его характера и ярко выделявшаяся даже в его обращении с соотечественниками и равными ему по происхождению людьми.

— Ну, едва ли какая-нибудь лошадь может соперничать с Дарлингом, — снова заговорил полковник. — Кто едет на Фаиде?

Лорд Марвуд пожал плечами и ответил пренебрежительным тоном:

— Совершенно неизвестная личность, совсем еще мальчишка, которого привел Зоннек и который, по всей вероятности, ничего не смыслит в верховой езде.

— Ах, тот молодой немец? — воскликнул Гартлей. — Как его зовут? Я забыл его фамилию. Во всяком случае это — красивый, смелый юноша, и, конечно, он умеет ездить, иначе Зоннек едва ли взял бы его с собой в экспедицию в центральную Африку. Знаменитый исследователь Африки очень разборчив насчет своих спутников.

— Может быть, для экспедиции в пустыню он и годится, но нельзя же вводить в дом, подобный дому Осмара, первого встречного авантюриста. А этот человек едва ли представляет собой что-либо иное. Никто не знает, откуда он; можно ожидать самых неприятных разоблачений относительно него, но Зоннек, пользуясь своим влиянием и связями, не принимает во внимание никаких соображений.

Слова молодого лорда дышали невероятно оскорбительным высокомерием, но полковник сказал мягким тоном:

— Да, Зоннек — мастер настаивать на своем, а у Осмара это ему нетрудно… Ах, вот сигнал! Начинают.

Действительно, только что был подан сигнал к началу скачек. Всадники помчались во весь опор; разговоры смолкли, и глаза всех присутствующих устремились на ипподром, где началось состязание.

— Видите, господа, я прав, — горячо воскликнул полковник. — Бернрид возглавляет скачку, его Дарлинг впереди всех.

— А Фаида — последняя, — прибавил Марвуд с жесткой насмешкой. — Я так и думал. Правда, с таким наездником нельзя было и ждать ничего другого. Я не понимаю консула: как можно было доверить такую дорогую лошадь подобному человеку!

— Да, ездок, действительно, обещает немного, — согласился Гартлей. — Только бы он не довел благородного коня до падения, когда будет брать препятствия.

На лошадях ехали большей частью сами их владельцы, и благородные животные повиновались малейшему движению поводьев. Все участники скачек были превосходными наездниками, но они уже не мчались сомкнутым рядом; после первого препятствия поле представляло ровное место с мягкой почвой, и отставшие всеми силами старались наверстать упущенное. Картина с каждой минутой становилась все более оживленной. Впереди всех шла английская рыжая лошадь, великолепное животное, очевидно, вполне уверенное в своем превосходстве. Она первой взяла препятствие и мчалась дальше растянутым галопом, далеко оставив за собой остальных. На нее с самого начала были обращены глаза зрителей, и всадника приветствовали громкими криками. Это был человек лет тридцати с резкими чертами лица, имевшими суровое, мрачное выражение; правда, теперь на его губах играла легкая торжествующая улыбка. Бернрид, полагаясь на быстроту бега лошади, был, по-видимому, вполне уверен в своей победе.

В эту минуту самый последний из отставших внезапно полетел вперед с такой молниеносной скоростью, что обратил на себя всеобщее внимание. Он за короткое время догнал товарищей, потом одного за другим опередил их. Вот он легко и уверенно, без малейшего напряжения взял препятствие и помчался дальше, за ведущим скачку всадником; расстояние между ними быстро сокращалось.

Бернрид оглянулся и бросил полуудивленный, полугневный взгляд на неожиданного соперника. Это был еще очень молодой человек, которого до сих пор никто не удостаивал вниманием. Он сидел в седле так, точно прирос к нему. Лошадь, на которой он ехал, казалась почти маленькой по сравнению с рыжим гигантом Дарлингом, но была, несомненно, чистейшей породы: ее стройное сложение и маленькая головка с большими умными глазами выказывали арабскую кровь. Вот она очутилась совсем у крупа Дарлинга; еще одно быстрое, как молния, движение вперед, и обе лошади пошли рядом.