Кэтрин Коултер: Наследство Найтингейлов

Муж! Как бы не так! Кэролайн приняла твердое решение давно, за два года до семнадцатилетия, и с тех пор не подумала его изменить!

Зубы девушки начали мелко стучать. Она вышла в комнату, названную Цветочной из-за огромных букетов красных роз на белых, отклеивающихся от стен обоях, которым исполнилось уже не менее шестидесяти лет, пытаясь хоть там найти тепло, но увидела вычищенный камин, без всяких признаков пепла, золы или хотя бы сложенных дров, и поняла, что распоряжение опекуна распространено в этот раз и на Цветочную комнату, где приезжавшие в гости соседи всегда пили чай.

Ну почему он такой жадюга? В конце концов это ведь ее деньги, не так ли? Какое Ффолксу дело, сколько дров уйдет на отопление ЕЕ дома? По какой причине Ффолкс вечно отказывается заменить древние диваны, стулья и занавеси? Отчего не разрешит купить гнедую кобылу, которую сэр Роджер хочет продать Кэролайн? Почему позволяет оставить только скрипучий старый кабриолет, грозивший вот-вот развалиться на ходу, и покорную старую кобылу, которая несомненно, проиграла бы скачку и черепахе? И, Господи Боже, арендаторы! Их коттеджи так нуждались в ремонте! А еще нужны новые плуги и семена для посева! С тех пор как умер отец, ничего не делается, ничего не меняется!

Кэролайн терзалась угрызениями совести, остро ощущая собственную вину, хотя ничего не могла поделать с отвратительной скупостью опекуна. Но сколько бы она ни старалась отрицать это, даже наедине с собой, все же прекрасно понимала, почему Ффолкс боится потратить лишний пенни. Он хотел сам заполучить ее денежки и считал любой расход на одежду Кэролайн, ее поместье или земли совершенно пустыми тратами. Ну уж нет, ее деньги не попадут в лапы гнусного скряги! Он скоро убедится, что с Кэролайн не так легко справиться!

Девушка обхватила себя руками, пытаясь растереть ладонями озябшую кожу, но тут же покачала головой. Это просто абсурдно, смехотворно! Она быстро вышла из дома. Солнце только что пробилось сквозь низко нависшие серые тучи. Кэролайн стояла на узких ступеньках крыльца, подняв лицо к небу. Следовало бы позавтракать прямо здесь, вместо того чтобы дрожать как последней идиотке в темной холодной гостиной, которую опекун отказался обставить заново, хотя это необходимо было сделать еще пятьдесят лет назад.

Но завтра все будет кончено. Послезавтра она сможет делать все, что заблагорассудится! Завтра Кэролайн исполнится девятнадцать лет — волшебный возраст, по достижении которого отец решил предоставить ей полную свободу. Свободу или брак. Она имеет право выбирать.

О да, конечно, Кэролайн, возможно, выйдет замуж, когда поседеет и потеряет почти все зубы, и ее мужем станет красивый молодой человек, главной обязанностью которого станет ублажать ее и скрашивать последние годы на этой земле. И она, несомненно, вознаградит мужа, в зависимости от его усилий. Неплохая сделка, верно?

Завтра она выскажет мистеру Ффолксу все, что думает о нем. Обзовет паршивым скрягой и прикажет немедленно разжечь огонь во всех комнатах, даже в огромном камине старого холла, где можно легко изжарить быка, А потом вышвырнет опекуна вон! Начиная с послезавтрашнего дня Кэролайн никогда больше не придется видеть Ффолкса или его несчастного лопоухого сына, молодого человека, который, в общем, даже нравился бы ей, если бы девушке время от времени не хотелось влепить ему пощечину, поскольку тот вел себя как слабоумный, когда раздражал отца, что происходило довольно часто.

— Дорогая мисс Деруэнт-Джонс!

Девушка обернулась, хмурясь, как всегда, при звуках голоса опекуна. Мистер Ффолкс не упускал случая обратиться к ней с подобной ужасающе официальной формальностью. Она едва успела стереть с лица раздраженную гримасу и выдавить сухую улыбку, которую весьма успешно сумела отрепетировать за прошедшие два года. Точнее говоря, завтра будет как раз два года с того дня, как Ффолкс привез с собой Оуэна, чтобы тот попытался поухаживать за ней. Кэролайн знала Оуэна всю жизнь и даже неплохо к нему относилась, но тот памятный визит стал началом новых, невыносимых отношений, и Кэролайн именно тогда поняла, что детство ушло навсегда и окончательно.

Ах, какую бесконечную мучительную драму они разыгрывали, драму, иногда весьма смахивавшую на комедию! Отец, конечно, был напыщенным ослом, а сам — молодым человеком, которому никогда не будет позволено стать мужчиной, пока Ффолкс не ослабит смертельной хватки. Но, что ни говори, Оуэн, несмотря на столь омерзительного папашу, был не так уж плох, хотя и немного бестолков.