Елена Езерская: Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла

— Возражаю! — вскричал покрасневший от досады Кунцев: что еще за свидетельница, и почему он ничего не знал?

— В возражении отказано! — Князь Лобановский стукнул молоточком по столу; в зале мгновенно воцарились тревожная тишина, и лишь газетчики на зрительских местах на галерке еще какое-то время взволнованно перешептывались, обсуждая произошедшее. — Прошу вас, госпожа Забалуева, дайте клятву говорить правду и только правду и пройдите на место свидетеля.

Старушка взволнованно переглянулась с Лизой, но та ободряюще улыбнулась ей — идите, ничего не бойтесь, и Забалуева вошла вовнутрь полукруглого барьера в центре залы.

— Итак, насколько я понял, — сказал судья, — вы утверждаете, что имя ответчика… Как здесь его назвали?

— Митенька, — кивнула старушка. — Дмитрий Андреевич Забалуев, сынок мой. Вот там у вас и метрики его, и свидетельство из больницы. Он у нас с детства очень умненький был, такой способный, а потом заболел, и головой тронулся. Отец его в Песчанку увозил, врачи обещали, что помогут, да только он оттуда до мой не вернулся. Я и думала, что он до сих пор там лежит, бедный мой.

— Ложь! Я не бедный! — истерически закричал самозванец, вскакивая со своего места. — Я — сын барона Корфа, и моя мать сидит сейчас здесь в этом зале, но почему-то стыдится меня. А вас я не знаю, и не видел никогда!

— Как же так? — Забалуева растерянно посмотрела сначала на судью, потом обвела взглядом зал и подалась всем телом вперед, протягивая руки к сыну. — Это что же с тобою там сделали, что ты родную мать не узнаешь? Митенька, мальчик мой!

— Я вам не Митенька, я — Иван Иванович Корф, — продолжал возмущаться самозванец, которого Кунцев безуспешно пытался успокоить и уговорить сесть.

— Что же это? — Забалуева медленно сошла со своего места и, подойдя к «барону», взяла сына за руку, которую тот немедленно и резко отдернул. — Ты что же, все забыл? Нас всех забыл? И сестер своих, и братика? И не помнишь, как я тебя после болезни выхаживала, молочком горячим с медком поила? Митенька, ты в детстве такой уважительный был, матушку свою всегда слушался. А помнишь, как забрался однажды в сундук, меня хотел попугать, когда я из церкви пришла, — что пропал, мол, а потом, думал, выскочишь, когда мы тебя все хватимся и в розыск кинемся. Хотел, да заснул, и не понарошку — а на самом деле нас напугал, и мы тебя до вечера по лесу искали, пока домой не вернулись и Трезорка твой дух в сундуке не учуял.

— Глупости это! — побледнел самозванец, грубо обрывая ее рассказ.

— Недоказуемо! — воскликнул вслед за ним Кунцев.

— Может, для вас и нет, — с горечью промолвила Забалуева, — да только я своего дитя ни с кем другим не спутаю. У него и примета наша родовая есть, от меня всем детям передалась, а мне дадена была от матери. У локтя пятно родимое на ромашку похожее. Вот, смотрите!

Забалуева медленно, по-простому расстегнула пуговичку манжета на запястье и, осторожно закатав рукав платья, показала локоть судье, а потом снова руку «барона» взяла и сделала то же самое. Зал ахнул, а на галерке кому-то сделалось дурно. И с балкона вниз побежали звать доктора.

— Тишина! Тишина! — Судья снова требовательно застучал молоточком по столу. — В виду открывшихся нам новых обстоятельств…

Решением судьи Дмитрия Забалуева сразу из зала суда увезли в «тихий дом», где ему было определено находиться в течение года до комиссии, которая заново рассмотрит его дееспособность, и мать его поехала вслед за ним. Все сделки, совершенные от его имени, признаны были недействительными, а договор, подписанный между самозванцем и Анной в Двугорском, аннулирован.

Кунцев с напряженным лицом поздравил учителя с выигранным делом и мгновенно растворился в толпе зрителей. А Анна, пожав Саввинову руку, бросилась к Лизе, чтобы обнять ее. Она решительным жестом отодвинула от выхода из зала Наташу, но вдруг заметила смертельную бледность в ее лице.

— Что? — тихо спросила Анна.

— Лиза упала в обморок, — прошептала та, — мы отнесли ее в совещательную комнату, и сейчас ее осматривает врач.

Однако в комнате дежуривший при суде эскулап пользовал не только Лизу. На скамейке напротив лежал какой-то старик, и врач безуспешно пытался привести его в чувство.

— Что с моей сестрой? — воскликнула Анна, подбегая к доктору.

— Я дал ее сиятельству лекарство, чтобы унять кашель, но степень серьезности ее состояния должен определить домашний врач, а потому советую вам немедленно ехать домой, — кивнул тот. — Я уже попросил приставов помочь перенести княгиню в вашу карету.