Филиппа Грегори - Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни

Я вопросительно приподняла брови. Разумеется, я вела себя нагло и знала это. Но во мне родилась храбрость, у меня появилась причина для этого, потому что я узнала, что часы отсчитывают начало нового времени для Экра. Что скоро этот час пробьет и вся прежняя жизнь разлетится на куски. Два события наступали одновременно: ребенок у меня в животе начинал шевелиться, чтобы проложить себе путь в жизнь, и Ральф тайными тропами пробирался из Лондона сюда, чтобы дать нам свободу.

— Я ни с кем не говорила наедине, — отвечала я, начав загибать пальцы на каждый вопрос Ричарда. — Никто не говорил, что цыгане прибыли на общественную землю. Но так как они обычно появляются перед Рождеством, то, я думаю, они должны прибыть со дня на день. Никто не спрашивал о мистере Мэгсоне. Нед Смит был там вместе с остальными, но он ничем не интересовался.

Ричард грубо схватил меня за руку.

— Что за черт вселился в тебя? — Он пристально изучал мое посветлевшее лицо и явно ничего не мог понять. — Кто-то рассказал что-то, придавшее тебе сил. Кто-то научил тебя смотреть на меня этими наглыми глазами. Кто-то попытался заставить тебя забыть, что я могу сделать с тобой.

Он замолчал и смерил меня взглядом, по-прежнему изо всех сил сжимая мою руку. Я чувствовала, как захрустели мои кости, и едва смогла подавить стон боли.

— Никто. Я потеряла свой страх, потому что вижу, как боишься ты. Я вижу, как ты трясешься при одной мысли о возвращении Ральфа. При одной мысли о том, что он идет сюда за тобой.

Я замолчала. Ричард побелел, и его хватка внезапно ослабла. Моя рука болела нещадно, но сердце пело от радости.

— И я думаю, что ты прав. Если Ральф действительно направляется домой, то он не забудет свести с тобой некоторые счеты. Я хорошо его знаю. — Мой голос звучал почти сладко. — И хочу сказать, что если бы я была на твоем месте и вправду предала бы Ральфа, то я скорее предпочла бы лежать в фамильном склепе, чем находиться здесь. Это единственное место, где ты мог бы быть в безопасности, Ричард.

Ричард уронил голову и уставил глаза в пол. Я секунду посмотрела на него и стала подниматься по лестнице. Я чувствовала, как он с ненавистью провожает меня взглядом, и шла, высоко подняв голову. Но, едва оказавшись у себя в комнате, я поспешила закрыть за собой дверь и бессильно прижалась к ней.

Я могла бесстрашно смотреть в лицо Ричарда, когда он был охвачен паническим приступом страха, но без храбрости, сообщенной мне старой хрупкой женщиной, мое положение было незавидно. Ребенок тяжелым камнем лежал у меня в животе, и это делало меня чрезвычайно уязвимой.

Я могла храбро говорить о том, что хочу прекратить линию Лейси на земле, но мое сердце слабело от любви к моему ребенку. Зная, кем был его отец, зная, что он к тому же являлся мне родным братом, я ожидала рождения какого-то страшного чудовища, монстра. Но затем я чувствовала шевеление маленькой ручки и готова была рыдать от нежности к нему. От нежности, на которую я не давала себе права.

Этот ребенок должен быть отослан прочь, а Ричарда надо остановить. Я должна обрести храбрость и начать борьбу с ним, противостоять его гневу, его власти и как-то освободиться от того сумасшествия, которое опутывало нас всех.

Я могла храбро говорить о своей кончине от родов, но на самом деле я ужасно боялась.

Я могла рассуждать о смерти ребенка, но я изнывала от нежности к нему и мечтала обнять его маленькое тельце.

Я могла храбро говорить о ненависти к Ричарду, но я любила его всю свою жизнь, и иногда мне приходило в голову, что я сама выдумала того монстра, которого боялась.

Я свалилась в постель, как больное дитя, и спала до тех пор, пока январское сумрачное небо не стало темнеть за окном. Проснулась я в холодной, темной комнате и не могла понять ни где я нахожусь, ни кто я сама.

В тот день Ричард не приехал к обеду. Страйд передал, что он уехал в Чичестер и вернется поздно. Я догадалась, что за причина вызвала его в Чичестер. Ричард вошел в гостиную, когда Страйд подавал чай, и мои догадки подтвердились. Он сказал, что вызвал отряд солдат и разместил их у Буша в Экре.

— Я сказал им, что Экру нельзя доверять и что Ральф вполне способен поднять мятеж против нас, — объяснил он.

Отказавшись от чая, он попросил подать себе кружку эля.

Он не ел с самого завтрака, его глаза тревожно бегали. Храбрый мальчик превратился в довольно трусливого мужчину. Я смотрела на него поверх чашки, и мое сердце разрывалось между собственным торжеством и досадой, что я никогда больше не увижу того мальчика.