Филиппа Грегори - Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни

— Мама сказала… — начала я.

— Мама сказала, мама сказала… — передразнил он меня. — Я иду. Ты пойдешь со мной? Или останешься дома?

Я пошла. Конечно, я пошла, как шла всегда, стоило Ричарду позвать меня.

— Нам следует сказать маме, — нерешительно возразила я по дороге. — Она может хватиться меня.

— Говори, — беззаботно согласился Ричард и открыл дверь на кухню.

— Подожди меня, — попросила я, но он не оглянулся, и я заторопилась за ним следом.

Страйд сидел за кухонным столом, обедая и попивая пиво. На Ричарда он глянул без удовольствия.

— Куда это вы собрались, мастер Ричард?

— Подышать свежим воздухом, — величественно ответил тот. — Можете не открывать дверей из-за нас. — И он прошествовал к двери походкой старого лорда Хаверинга.

Идя за ним, я увидела, что Страйд укоризненно покачал головой, но мне он ничего не сказал.

Оказавшись на улице, я сразу забыла, что колебалась. Магия земли охватила меня, я почувствовала себя другим человеком.

Однажды мама заказала художнику наш портрет. Мне в то время было семь лет, Ричарду, стало быть, шесть. Она ожидала получить традиционную акварель для гостиной: мы вдвоем с Ричардом сидим на голубом диване в комнате для рисования. На единственном приличном предмете обстановки в единственной респектабельной комнате нашего бедного жилища.

Угодить маме было бы нетрудно, но художник оказался человеком, умеющим видеть, и перед тем, как сделать набросок, попросил нас погулять с ним по лесу и рассказать о нашей жизни. Он внимательно наблюдал за нами, видел, как бесшумно мы пробираемся под деревьями, не тревожа даже птиц, распевающих на верхних ветвях. Он почувствовал, что мы относимся к земле как к живому существу. И что Ричард, земля и я составляем друг с другом неразрывное целое.

Поэтому он написал пейзаж нашего вайдекрского леса и меня, маленькую девочку, сидящую под огромным каштаном. Был май, и дерево стояло, все покрытое раскрытыми алыми свечами, которые роняли лепестки, и они кружились вокруг меня и падали на землю, становясь похожими на капли крови. Ричард стоял немного позади в позе маленького героя. Я же странно смотрела широко распахнутыми глазами куда-то вдаль, за художника, за раму картины, за маленький, безопасный остров детства.

Казалось, что загадочный мир Вайдекра сообщил моему образу немного дикости и непонятности. Я постоянно слышала зов моей земли, меня тянуло бегать и бегать по ней — хотелось никогда не расставаться со знакомыми запахами и картинами. Когда мне приходилось подолгу оставаться дома, я часто подходила к окну, прижималась лбом к холодному стеклу и выглядывала наружу.

Это расстраивало мою маму. Она рано заметила мою странную любовь к земле и мягко, неназойливо, но достаточно упорно пыталась превратить меня в обычного ребенка. Ей это не удавалось.

Стоило земле покрыться тонкой корочкой первого инея или задуть весенним ветрам, меня становилось невозможно удержать дома. Я должна была уйти, и только беспокойство в глазах мамы заставляло меня медлить.

— Я знаю, как ты любишь гулять, Джулия, — мягко говорила она мне. — Но юные леди не всегда могут делать то, что им хочется. Пожалуйста, займись шитьем, которое ожидает тебя уже неделю, вот твоя штопка. А после обеда можешь немного погулять.

— Ах, мама, я хочу не прогулки, — пытаясь выразить словами свою тоску по пению птиц, отвечала я. — Мне необходимо быть там, где цветут деревья и поют птицы. Там пришла весна, а я едва видела ее в этом году.

Внезапно поймав ее странный, устремленный на меня взгляд, я виновато замолкала.

— Понимаю, — положив руку на мое худенькое плечо, говорила она. — Я вижу, как ты любишь землю. Но это потерянная любовь, Джулия. Ты бы лучше любила Бога и тех, кто любит тебя. Любовь к земле приносит мало удовольствия и может принести много боли.

В знак согласия я кивала, пытаясь скрыть мгновенно возникшее чувство противоречия. Я не могла не любить землю и не любить моего Ричарда.

Но я знала, что мама права, говоря о потерянной любви. Когда я видела пустующие поля Вайдекра и луга с травой по колено, потому что никто не косил их и не пас здесь животных, у меня начинало болеть сердце и я понимала, что любовь к земле, не подкрепленная деньгами и здравым смыслом, — вообще не любовь. И когда Ричард доводил меня до слез поддразниванием и злобой, я начинала бояться, что моя любовь к нему — тоже потерянная любовь.

Но не было другой земли, кроме Вайдекра.