Лаура Паркер: Тень луны

Девон, октябрь 1845

Это был час любви. Дождь хвостатых звезд серебрил ночное небо. Скользящие тени от бегущих в свете луны облаков ложились на поросшие вереском болота, на розарий, где аромат роз и жасмина насыщал легкий воздух.

Это был час волшебства.

Появившиеся силуэты были зыбкими, как дрожащая поверхность воды в пруду, их движения — нежнее прикосновения любовников. Пара была одета по моде, ушедшей в прошлое более двух столетий назад.

Их настроение быстро менялось. Дыхание становилось прерывистым, фигуры напряженными. Резкие голоса нарушили тишину:

— Это дезертирство, мадам! И ничто другое! Я знал, что этим все кончится. Никаким родственникам нельзя доверять!

— Нет, капитан. Это необходимость заставила их уехать. Мы должны прощать человеческие слабости.

— Должны прощать? Даже когда дом становится холодным и в нем не звучат голоса? Пустота равносильна смерти!

— Предполагаю, что вам их тоже не хватает, мой капитан?

— Мадам, вы слишком многое предполагаете. Я упрекаю их не за то, что они уехали, а за их трусость. Запереть дом и уволить слуг, даже не предупредив их. Я был лучшего мнения об этом парне Максвелле, хотя в нем и течет кровь Кингсбладов.

— Парне? Максвеллу за шестьдесят! А что касается крови Кингсбладов, то он вам тоже родственник.

— Не напоминайте мне об этом! Незаконнорожденный!

— Это было ваше семя.

— Извергнутое в ваше сладкое тело. Убей меня Бог! У вас до сих пор самое сладкое тело.

— Вы легко избавляетесь от вашего гнева, капитан.

— Любовь должна уводить человека, если он достоин своего пола.

— Назовите это похотью, мой капитан, и я соглашусь.

— Согласитесь задрать свою юбку, мадам?

— Соглашусь с тем, что похоть затуманивает вашу голову, мой капитан.

— Ну и пусть уезжают! Смертные люди ненадежные. Пока вы не бросаете меня, меня мало волнует, что сулит мне вечность.

— И все-таки мы уже не те, что были раньше. Как быстро бежало время в последние годы! Свадьбы, рождения и смерти… Что мы будем делать без них?

— Мы будем одни, миледи. Совершенно одни.

Вдруг в мокрых кустах послышался шорох, соловей завел в боярышнике свою меланхолическую песню. Потом воцарилась тишина…

Девон, январь 1846.

Эту работу миссис Мид любила меньше всего. Последние три месяца она каждый день отправлялась из привратницкой, где жила вместе с мужем, в опустевший барский дом. И хотя она служила экономкой в Блад Холле более двадцати пяти лет, всегда чувствовала себя неуютно в пустом доме. Поглядывая то и дело через плечо, она с фонарем в руке переходила из одной темной комнаты в другую.

Все, что происходило сегодня, с той минуты, как она утром открыла глаза и увидела у себя на подоконнике ворона, только усиливало ее беспокойство. Потом ее муж Том вышел к завтраку насвистывая. Позднее, когда она прибиралась, то рассыпала соль. Дурные приметы, одна к одной. Но это еще не все. День сам по себе действовал на ее нервы: воздух холодный, влажный, в общем противный. Хотя еще утро, темные облака мрачно висят над болотом так низко, словно уже наступили сумерки. Однако миссис Мид знала, что холод, нависший над ней, не имеет ничего общего с погодой. Странные дела, происходящие в Блад Холле, были неотъемлемой частью покинутого дома. Миссис Мид была совершенно уверена, что в нем обитали привидения…

По преданиям, началось все с того, что в 1649 году двум несчастным любовникам солдаты Кромвеля отрубили головы у самого въезда в древний особняк. Находились люди, которые клялись, что первые сто лет после казни один раз в году на камнях проступала кровь.

— Глупости! — пробормотала миссис Мид.

И тем не менее ей не хотелось бы вспоминать эту легенду как раз сейчас. За долгие годы своей службы она была свидетельницей многих странных событий в Блад Холле. Чье-то присутствие ощущалось здесь, когда на самом деле никого в доме не было. Рассказывали о молодых горничных, которые уверяли, что их преследовал безголовый, но похотливый кромвелевский солдат. Было много случаев, когда странным образом мебель оказывалась передвинутой. Одна картина, изображающая охоту, регулярно оказывалась в Большом зале, хотя маркиз каждый раз приказывал унести ее на чердак.

Однако, несмотря на свою дурную славу, древнее владение рода Кингсбладов не всегда пустовало. Когда маркиз и маркиза Ильфракомбе жили здесь, дом оглашался веселыми голосами их детей и внуков. В высоких окнах отражался золотистый свет горящих поленьев в каминах и многочисленных свечей и ламп. Каждый мужчина, женщина или ребенок, проходившие мимо, знали, что здесь обитает любовь и что достаточно постучать в дверь кухни, чтобы получить тарелку горячей еды. Но в эту зиму семья не жила здесь.