Эльза Вернер - Руны

Это была тревожная ночь. С наступлением темноты буря разразилась со страшной силой. В открытом море бушевал настоящий ураган; прибой у берега достигал угрожающей высоты; суда в гавани метались и бились на своих якорных цепях, грозя каждую минуту сорваться. Это продолжалось всю ночь до рассвета и только днем стало ясно, до какой степени ужасна погода. Насколько видел глаз, и небо, и море представляли дикий хаос; вверху мчались грозовые тучи, внизу бушевали волны, заливая соседние скалистые острова, а ветер дул все с той же свирепой силой.

На самой высокой точке берега стояла толпа мужчин, среди которых находился Гаральд Торвик и лоцманы; слышался громкий взволнованный говор, который смолкал только тогда, когда все прислушивались к глухим звукам, доносившимся с моря через определенные промежутки времени. К ним подошел Бернгард с Христианом; он провел ночь на «Фрее», чтобы быть на месте в случае, если бы ее сорвало с якоря, и только теперь сошел на берег.

— Что там такое? — спросил он. — Какое-нибудь судно в опасности? Это выстрелы, призывающие на помощь!

— Да, с «Орла», — ответил Торвик. — Должно быть, он хотел вернуться, когда на море разыгрался шторм, но попал на Свендхольм. Теперь плотно сидит на камнях, и к нему невозможно подойти.

Лицо Бернгарда выражало испуг и удивление. Он знал, что его дядя и Сильвия уже уехали и Зассенбург на яхте один. Ему было также известно, что значит сесть на рифы в такую погоду. Свендхольм находился на значительном расстоянии от всех островов и прибрежных камней, в открытом море.

— Откуда же вы знаете, что это «Орел»? — торопливо спросил он. — Разве туда высылали шлюпку?

— Да, когда рассвело, — ответил один из лоцманов. — Это яхта принца; ее узнаешь среди сотни других судов. Мы видели ее издали, однако подойти не смогли; три раза пробовали, но не удалось. Пришлось вернуться на берег.

— Это выше человеческих сил, — подтвердил другой. — Вы видите, что творится здесь, а там, у Свендхольма, настоящий ад. Надо обождать.

Все лоцманы были того же мнения. Совершенно бесполезно было даже пробовать выйти в море; волны все равно отбросили бы лодку назад. Оставалось только ждать, пока буря хоть немножко стихнет.

Бернгард напрасно всматривался в туман. Он знал стоявших рядом с ним закаленных, неустрашимых моряков, которых не пугала никакая опасность; они привыкли рисковать жизнью, как на собственном судне, так и помогая другим; если они не решались отправиться в море, значит, это, в самом деле, было бесполезно. Он подошел к Торвику, не принимавшему участия в последнем разговоре, а молча, со скрещенными на груди руками смотревшему на море, и, отведя его в сторону, тихо сказал:

— Кажется, на «Орле» больше ждать не могут. Они, не переставая, зовут на помощь сигнальными выстрелами; дела, очевидно, плохи.

— Раз они попали на Свендхольм, то он будет держать их. Лодка не может подойти. Правда, туда слишком далеко, но твоя «Фрея»… пожалуй, справится.

Глаза Бернгарда заблестели.

— Я тоже так думаю! «Фрея» пробьется даже при таком шторме.

— Можно, по крайней мере, попытаться. Я как раз собирался спросить тебя… — Гаральд запнулся и потупился, но затем решительно договорил: — Не дашь ли ты мне свое судно для этого?

— Ты хочешь плыть на помощь? — спросил Бернгард, делая резкое ударение на «ты».

— Именно я! Меня это касается больше всех!

Глаза двух мужчин встретились. Когда-то была минута, когда «Орел» был близок к гибели, и только энергичная рука, ухватившая руль, спасла его.

— А ты не хочешь? — спросил Торвик, не дождавшись ответа. — Значит, ты мне не доверяешь?

— Хочу! — вдруг твердо проговорил Бернгард. — Ты прав, тебя это касается больше чем других; но мы поплывем вместе. Я велю подготовить «Фрею», а ты пока договорись с остальными.

Гоэнфельс убежал, а Гаральд подошел к морякам; через несколько минут они уже договорились. Если «Фрея» доберется до Свендхольма, можно будет попытаться плыть на шлюпке, чтобы, по крайней мере, выйти ей навстречу. Христиан, который не мог понять предыдущий разговор, который велся вполголоса, только теперь узнал в чем дело. Он пробрался вперед и крикнул:

— И я поеду с вами!

— Ты останешься здесь! — грубо осадил его Гаральд. — Побереги свою жизнь, мальчик! Таких птенцов нам не нужно.

Но голштинец рассердился; он потряс перед самым носом Торвика своими сильными молодыми кулаками и вызывающе крикнул:

— Я свое дело знаю не хуже вас! Я служу на «Фрее», а на «Орле» в опасности мои земляки; я не брошу их в беде!