Барбара Картленд: Я люблю другого

Она почувствовала, как Николас глубоко вздохнул, когда произносил последние слова.

— Возможно, моя часть в этом самолете оказалась недостаточной для успеха, — ответила она.

Затем слова замерли у нее на устах, когда она почувствовала на своей шее что-то теплое, влажное и поняла, что это слезы Ника.

Ник плачет! Тот инстинкт, который всегда заставлял ее с охотой заботиться обо всех, кто был с ней рядом, подсказал Фенеле в тот момент, что она должна все время окружать заботой и обхаживать также и своего молодого мужа.

Она крепко обняла его и прижалась своей щекой к его щеке.

— Не надо, милый, не надо! — умоляла она Николаса таким голосом, каким обычно обращаются к маленьким детям. — Мы начнем все снова, мы сделаем это вместе — ты и я. Только ты и я, Ник, если ты позволишь мне остаться рядом с тобой.

Он сделал движение, чтобы выпрямиться на сиденье, и теперь уже смотрел на нее сверху вниз; слезы, стоявшие у него в глазах, текущие по щекам, бессовестно выдавали его чувства.

Фенела посмотрела на Николаса и была зачарована его глазами, тем выражением внезапной надежды, которой они озарились.

«Так вот она какая, любовь», — непроизвольно подумала Фенела, а затем почувствовала, как отозвалось на это ее собственное сердце.

Ей удалось сделать Ника таким, ей удалось удержать его от отчаяния и уныния, удалось превратить горечь его неудачи в радость. Она увидела, что его губы шевелятся.

— Повтори это еще раз, — просил он, — пожалуйста, скажи это еще раз.

Николас говорил это почти шепотом, но ответ Фенелы прозвучал ясно и смело:

— Мы сделаем это вместе, дорогой, — я и ты.

В большой спальне дома Уэтерби-Корт было очень тихо, и Фенела могла слышать даже биение своего сердца.

Она ждала; ждала, затаив дыхание, когда откроется дверь.

Ей казалось, что сейчас наступает тот момент, к которому она готовилась всю свою жизнь. Она двигалась к нему очень медленно, но постоянно и неуклонно.

Николас как-то сказал Фенеле, что она напоминает ему реку — широкую и спокойную. Она не знала, как в прошлом, но сейчас ей хотелось быть именно такой, чтобы хоть как-то помочь ему!

У нее было такое ощущение, что все ее чувства и стремления кого-то оберегать, ободрять, поддерживать и утешать, которые она испытывала при общении со своими близкими — My, малышами, Саймоном и Реймондом, — теперь выкристаллизовались в одно — то чувство, которое она испытывает сейчас к Николасу!

Она желала дать ему гораздо больше того, что давала кому-либо прежде; настолько больше, что раньше это вообще было бы вряд ли возможно.

Потом ее вдруг сковал ужас от страшной мысли: а не слишком ли поздно пришло к ней это чувство?

Может быть, из-за того, что она приносила ему так много боли и делала это так часто, теперь он уже больше не верит ей?

Да нет, она просто пугает себя. Фенела тут же вспомнила надежду в его глазах, хоть в них стояли тогда слезы, и изумление в его голосе.

Николас все еще любит ее — он должен любить ее. Но страх в ней все-таки остался. А может быть, он не догадывается, что она ждет его?

Фенела услышала шорох открываемой двери и увидела, как Николас идет по комнате, направляясь к ее постели.

Она не могла разглядеть выражения его лица, потому что оставила горящей лишь одну свечу. Николас подошел и сел на край ее кровати.

— Фенела, — нерешительно окликнул он ее.

Она поняла, что Николас не уверен в том, что после всего случившегося она захочет его, поэтому боялся вновь испытать боль и стыд.

Фенела протянула ему руку и почувствовала, как он крепко, чуть ли не панически сжал ее пальцы.

— Я должна… что-то… сказать тебе, — проговорила она, и голос ее был едва слышен.

— Я слушаю тебя, — ответил Николас.

Фенела глубоко вздохнула.

— Но ты… так далеко… от меня… а это — …большая тайна.

Она почувствовала, как он напрягся.

Потом очень медленно, как будто все время опасаясь, что его грубо остановят, он лег в постель и обнял Фенелу.

Внезапно она тесно прижалась к нему своим телом и тоже крепко обняла его.

— Ах, Николас… Николас, — шептала она. — Я была такой глупой… такой мерзкой… но я не понимала тогда… я поняла только сегодня… как много значишь ты для меня… как ты нужен мне!..

Ее голос перешел в рыдания.

— Люби меня… пожалуйста… пожалуйста, люби меня… и помоги мне… я хочу быть… твоей… частью тебя…

По щекам ее текли слезы.

— Дорогая моя, милая моя, моя обожаемая женушка, — проговорил Николас, и голос его при этом был таким, какого прежде Фенела никогда не слышала. — Я люблю тебя, я обожаю тебя.