Барбара Картленд: Мадонна с лилиями

Маркиз внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Удивительно! Ты, такая чистая, неискушенная девушка, мгновенно поняла то, чего наверняка бы не поняла любая другая женщина!.. Да, дорогая, ты совершенно права. Именно так и обстояло дело. А я боялся, что ты мне не поверишь!

Он на мгновение умолк, а затем продолжал:

— Когда я понял, как обидел тебя своим предложением, и решил, что потерял тебя навсегда, я проклинал себя за то, что свалял такого дурака!

— С моей стороны тоже было глупо сразу не понять, как ты меня любишь, — тихо призналась Сирилла. — Но, видишь ли, я много лет видела, как страдала мама… Она страстно любила Франса Винтака, и он отвечал ей тем же, но мне кажется, проживи они еще несколько лет, и двусмысленность положения убила бы их любовь…

— Наверняка, — согласился с ней Фейн. — Но почему же ты мне ничего не сказала? Стоило тебе намекнуть…

— Знаю, знаю, — торопливо перебила Сирилла. — Видишь ли, я много думала над этим и пришла к выводу… Только не смейся! Я поняла, что любовь важнее всего на свете. Когда людей связывает истинная, глубокая любовь, все остальное отступает на задний план, даже брак…

Она запнулась, а потом храбро продолжала:

— Если… если я все еще дорога тебе… и если папа не позволит нам пожениться… я уеду с тобой просто так…

Маркиз взволнованно сжал ее пальцы.

— Неужели ты думаешь, что я допущу это? — с упреком спросил он. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой и всегда была рядом — в горе и в радости, в здоровье и в болезни, пока смерть не разлучит нас!

Голос его прервался от волнения. На мгновение он умолк, пытаясь справиться с собой, а потом тихо добавил:

— И все же я благодарю тебя за то, что ты только что предложила…

— Но если ты отказываешься увезти меня… а папа не разрешает нам пожениться… — с испугом начала Сирилла, — как же мы сможем быть вместе?

— Этот вопрос я задавал себе миллион раз, — со вздохом признался маркиз.

— Я тоже молилась, горячо и страстно. Мне казалось, что вот-вот произойдет чудо и все изменится… — прошептала Сирилла. — Но боюсь, что ни Господь Бог, ни мама не услышали моих молитв…

— Да, твоя мать наверняка бы нас поняла.

— Конечно, — кивнула головой Сирилла. — И, возможно, осудила бы меня за то, что я отказалась сделать так, как ты просил… Ну, жить с тобой в маленьком домике с садом… Ведь там мы были бы вместе!

— Нет, дорогая, ты была права, когда отказалась, — возразил маркиз. — Совершенно права! Я и тогда любил тебя, Сирилла, но не так, как сейчас. Теперь я преклоняюсь перед тобой, моя маленькая «мадонна с лилиями», и потому никогда не причиню тебе боль! Никогда не посмею чем-нибудь обидеть тебя!

— Но разве для меня было бы обидным просто быть с тобой?

Уверен, что да, — убежденно сказал маркиз. — Ты — само совершенство, и твоя жизнь должна быть такой же. Вот почему, любимая, если твой отец не позволит нам пожениться, я уеду…

Сирилла в ужасе вскрикнула.

— Но я не могу потерять тебя! — прошептала она. — Если ты меня бросишь, я… умру…

Хотя она произнесла эти слова еле слышно, маркизу показалось, что они отозвались громом в его ушах. В глазах обоих стояла такая боль, что не было сил отвести взгляд.

В это мгновение их души слились воедино. Казалось, сама смерть была бы не в силах разлучить любящих.

В этот момент они услышали, что дверь оранжереи открылась и кто-то приближается к ним.

Ни маркиз, ни Сирилла не повернули головы. Оба знали, чьи это шаги. Маркизу почудилось, что он стоит на краю обрыва. Перед ним разверзлась зияющая бездна, грозящая вот-вот поглотить его.

Не сознавая, что делает, он до боли сжал руку Сириллы, затем, собрав все силы, отвел от нее глаза и взглянул на герцога.

Он возвышался над ним, грозный и властный, словно сама судьба.

Маркиз сделал попытку встать, но герцог удержал его.

— Сидите, Фейн, — сказал он. — Вы ведь встали первый раз после болезни, так что вам надо беречь силы.

— Разрешите поблагодарить вас за гостеприимство, ваша милость, — вежливо произнес маркиз.

Он не узнал собственного голоса. Ему показалось, что тот доносится словно издалека.

Маркиз был так взволнован близостью Сириллы, теми словами, которые они только что сказали друг другу, что почти утратил способность ясно мыслить.

— Доктора говорят, что вы идете на поправку, — продолжал герцог.

Маркиз вздохнул.

— Если позволите, ваша светлость, я хотел бы поговорить с вами наедине.

И только тут до него дошло, что герцог смотрит не на него, а на Сириллу.