Барбара Картленд: Брак на небесах

Ее голос прервался. Обняв его за шею и почувствовав его руку на своей талии, Сэмела неистово прильнула к нему всем телом, словно боялась потерять.

Он долго смотрел на нее; глаза были полны слез, губы дрожали, светлые волосы рассыпались по плечам, и он подумал, что ни одна женщина не может быть прелестней, обладать таким ангельским лицом и быть настолько ни на кого не похожей.

И тогда он наклонился и прильнул к ее губам.

Ей не верилось, что это явь.

Потом, когда он прижал ее к себе крепче, а его поцелуй стал настойчивее и требовательнее, она поняла, что мечтала именно об этом, молилась о том, чтобы произошло именно это.

Ее озабоченность и страх рассеялись как утренний туман, а солнечный свет и тепло волной прокатились по всему телу.

Ей показалось, что эта волна ее любви докатилась до герцога и, соединенная с его ответным чувством, снова нахлынула на нее.

Он целовал ее так, что ей почудилось: сначала он захватил ее сердце, потом душу, а затем всю ее целиком.

Наконец герцог поднял голову и сказал:

— Моя родная, моя радость! Ты такая храбрая! Как отблагодарить тебя за то, что я остался жив?

— Я… люблю… тебя!

Ее слова прозвучали, как шелест ветра, но герцог услышал их.

И он снова поцеловал свою жену, целовал так, что у нее прерывалось дыхание; ей казалось, что он унес ее с собой на небо, где повсюду были цветы, музыка и любовь.

Ее переполняли такие чувства, которые, казалось, невозможно вынести… Она что-то невнятно пробормотала и спрятала лицо у него на груди.

И тут она заметила, что он переоделся: на нем был длинный бархатный халат, который она уже видела, когда он впервые после болезни сидел в кресле в своей спальне.

— Вы… идете… отдохнуть? — спросила она, и казалось, что ее прерывистый голос звучит издалека.

— Именно это я советовал тебе, — ответил герцог, — и думаю, моя драгоценная, будет лучше, если мы оба отдохнем.

Она не успела ответить, как он поднял ее на руки и отнес в постель.

Потом он подошел к двери, запер ее и вернулся к ней.

— Мне нужно столько сказать тебе, и я знаю, что ты давно хотела услышать это. Поэтому ты не будешь возражать, если я прилягу рядом?

Он увидел сияние ее глаз и не стал ждать ответа, а лишь обогнул кровать, скинул халат и лег рядом с ней, подумав о том, что купидоны, изображенные на потолке, пришлись сейчас как нельзя кстати.

Сэмела не сводила с него глаз и, когда он повернулся и обнял ее, шепнула:

— Когда ты… поцеловал меня… это было так необыкновенно, так чудесно… я думала, что… то ли… грежу, то ли… уже в раю.

— Я хочу научить тебя любви, дорогая.

— Ты хочешь сказать… что… любишь меня?

— Конечно, я люблю тебя! У меня такое ощущение, что я люблю тебя уже добрую тысячу лет! Наверное, это так и есть, просто мы только сейчас нашли друг друга.

Сэмела перевела дыхание.

— Я чувствовала… то же самое… с того момента, когда… впервые увидела своего рыцаря в доспехах на вороном коне… и теперь я уверена, что ты прав… мы действительно любили друг друга миллион лет… и теперь мы вместе… раз и навсегда.

На последних словах она запнулась, словно задала вопрос, и герцог улыбнулся:

— Навечно, моя милая. Теперь я знаю, что ты — именно то, что мне было нужно: ангел, который будет наставлять меня и помогать и который занимает особое место в моем сердце. И я всегда буду боготворить своего ангела.

Сэмела издала радостное восклицание и сказала:

— Не может быть, чтобы… ты и вправду… говорил это мне! Должно быть, я все-таки вижу это во сне!

Герцог рассмеялся.

— Если ты спишь, то, значит, и я сплю, и позволь заметить, что это потрясающий сон!

Он целовал ее глаза, ее вздернутый носик и две ямочки на щеках, которыми всегда любовался.

Затем, когда он увидел, что ее губы ищут его, он коснулся губами ее подбородка, ее нежной шеи и наконец приник к губам.

Чувствуя дрожь ее тела, прильнувшего к нему, он понял, что сейчас в ней пробуждается женщина.

Затем герцог погрузился в такие глубины, каких еще не знавал, и которые, как небо и земля, отличались от тех, что ему приходилось испытывать в его многочисленных амурных делах.

Они давали не только физическое возбуждение, но и духовно возвышали, и доводили до экстаза, и он целовал и целовал ее, пока не уверился в том, что пламя, бушевавшее в нем, передалось и ей.

Он понимал, что должен быть нежен и осторожен, чтобы не напугать и не разрушить то полное доверие, с которым она отдавалась ему.

То, что происходило сейчас между ними, было поистине неотъемлемой частью их любви и также было частью их сливающихся душ, хотя герцог сторонился таких высоких слов.